Читаем Письма, телеграммы, надписи 1907-1926 полностью

631

Д. Н. МАМИНУ-СИБИРЯКУ

18 [31] октября 1912, Капри.


Уважаемый Дмитрий Наркисович!


В день сорокалетия великого труда Вашего, люди, которым Ваши книги помогли понять и полюбить русский народ, русский язык, — почтительно и благодарно кланяются. Вам, писателю воистину русскому.

Когда писатель глубоко чувствует свою кровную связь с народом — это дает красоту и силу ему.

Вы всю жизнь чувствовали творческую связь эту и прекрасно показали Вашими книгами, открыв нам целую область русской жизни, до Вас не знакомую нам.

Земле родной есть за что благодарить Вас, друг и учитель наш.


31—18 окт. 1912 г.,

Капри.

632

М. М. КОЦЮБИНСКОМУ

20 октября [2 ноября] 1912, Капри.


Дорогой Михаил Михайлович!


Рассказ во Львов на-днях пошлю, он уже готов, да все нет времени отделать окончательно.

Точно Адрианополь болгарами, окружен я разными делами, и они все растут, а я умаляюсь под натиском их. Затеяли мы организацию библиотеки и музея по истории борьбы за освобождение в России — давно пора было начать это дело, и вот теперь оно начато.

А затем — журналы. Российский житель почувствовал «подъем духа» и желает «направлять задачи к их естественному разрешению», как пишет мне один мудрый затейник. Все и везде хотят издавать журналы: в обеих столицах, в провинции, на окраинах, и все жалуются, что денег для журналов нет у них. Так что «дела» — куча! Всем надо писать письма, доказывая, что без денег и капусты не заквасишь

Мне очень жаль, что Вас не было здесь летом, — очень! Хотя само лето было неважное — люди хороши приезжали. А теперь установилась славная погода: как-то особенно ясно, тихо и ласково. День — идет дождь, дует ветер; три, четыре дня совершенно летние, даже странно!

Очень слежу за балканскими событиями, ожидая от разрешения их добра всем славянам. И вместе с этим тревожно как-то за Русь, — все более тревожно. Наряду с признаками несомненного оживления идет в ней какой-то болезненный процесс распада, чувствуется неизлечимая усталость. Работаю. Написал пять маленьких рассказов из прошлого — Вы знаете сюжеты почти всех их.

В Москве печатается книжка «Сказок», когда выйдет — пришлю, Вам они нравились. Скоро выйдет повесть Алексеича, — как-то ее встретит читатель?

А в общем — живу я, как всегда, да и не живу, а или сижу за столом, или стою у конторки. Когда-нибудь до того устану, что упаду на пол и пролежу месяца два неподвижно.

Статью для «Укр[аинской] жизни» я написал плохо, и это мне стыдно. Но как меня ругают за нее патриоты великорусские! Завидую им — имеют много свободного времени, могут писать длинно и подробно.

Будьте здоровы, дорогой Михаил Михайлович! Поклонитесь семье Вашей.


А. Пешков


2/ХI

912.

633

В. И. АНУЧИНУ

22 октября [4 ноября] 1912, Капри.


Дорогой Василий Иванович!


Около десяти лет тянется наша с Вами переписка, и все-таки у Вас находится чем ушибить меня. Ну и Сибирь! Ну и сибиряки! Ведь я совершенно искренне пошутил, говоря о Мильтоне, имеющем отношение к Сибири, а оказывается, как говорят, в точку попал. Всему культурному миру известно, что Мильтон больше всего райскими делами занят, а на деле оказалось, что он специалист по сибирским вопросам!! А относительно сибирской интервенции совсем сногсшибательно, — почему в истории Сибири ничего об этом не говорится? Вон когда еще английская рука к нашему пирогу тянулась! И как необходимо знать прошлое, чтоб понимать настоящее! Молодцы сибиряки! А толстый журнал нам абсолютно необходим — сборником не обойтись.

Очень важен и второй вопрос, может быть, важнее первого. Новая социалистическая этика должна быть — это я давно чувствую. Из этой этики родится эстетика — само собою понятно. Раз мы ясно представляем сущность социализма, то должны у нас наметиться и основные контуры социалистической этики — тоже как будто верно, а все-таки социал-этики у нас нет. В чем дело?

С величайшим нетерпением буду ждать Вашего «опыта» разрешения великого вопроса, только не откладывайте в слишком долгий ящик и скоренько пришлите мне, если даже и не совсем удачно получится.

Относительно социалистического искусства — литературы в частности — я напишу Вам особо. Мысль о том, что это будет и не реализм, и не романтизм, а какой-то синтез из обоих, — мне кажется приемлемой. Да, возможно, что так и будет.

Скоро ли получу материалы для сборника? Послали ли статью в «Современник»?

Был рад узнать, что Шишков пишет большую вещь. Давно пора.

Всем привет и рукопожатие.


А. Пешков


4 ноября 1912 г.

634

М. С. САЯПИНУ

Между 6 и 28 октября [19 октября и 10 ноября], Капри.


Уважаемый Михаил Спиридонович!


Ваша рукопись чрезвычайно интересна с фактической стороны, но как повесть — как беллетристика — работа совершенно не удалась Вам.

Вы бросили на бумагу ценный Ваш материал крайне небрежно — получился хаос, разобраться в котором возможно лишь при очень сильном напряжении внимания.

Перейти на страницу:

Все книги серии М.Горький. Собрание сочинений в 30 томах

Биограф[ия]
Биограф[ия]

«Биограф[ия]» является продолжением «Изложения фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего сердца». Написана, очевидно, вскоре после «Изложения».Отдельные эпизоды соответствуют событиям, описанным в повести «В людях».Трактовка событий и образов «Биограф[ии]» и «В людях» различная, так же как в «Изложении фактов и дум» и «Детстве».Начало рукописи до слов: «Следует возвращение в недра семейства моих хозяев» не связано непосредственно с «Изложением…» и носит характер обращения к корреспонденту, которому адресована вся рукопись, все воспоминания о годах жизни «в людях». Исходя из фактов биографии, следует предположить, что это обращение к О.Ю.Каминской, которая послужила прототипом героини позднейшего рассказа «О первой любви».Печатается впервые по рукописи, хранящейся в Архиве А.М.Горького.

Максим Горький

Биографии и Мемуары / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза