Последний раз встретил я его в Москве, в прошлом году. Поговорить как следует не удалось.
Уходят один за другим старые работники культуры, близка и моя очередь кончить работу. Идет на смену нам хорошая, крепкая молодежь. Ей, к счастью, не придется пережить все то, что мы переживали.
Крепко жму Вашу руку, старый друг!
17. V. 30 г.
О. Д. ФОРШ
8 июня 1930, Сорренто.
Дорогая Ольга Дмитриевна —
значит: для «Наших д[остижений]» все-таки напишете? Я никогда не забуду столь чудесного поступка и тоже напишу Вам отличное, с рифмами, стихотворение, в котором изображена будет моя вечная любовь к Вам, — честное слово! У меня даже и рифмочки кое-какие есть, напр.:
а в заключение будет сказано:
Что же касается до описания Вами меня в сумасшедшем романе, то — покорнейше благодарю! А читать его буду, когда он кончится. Я тоже предполагаю коснуться Вас моим талантливым пером в 13-ом томе знаменитого романа «Клим Самгин и Кº. Депо афоризмов и Максимов».
О Василии Буслаеве могу сообщить нижеследующее: в 97 году XIX-го века аз, многогрешный, соблазнен бых картинками художника Рябушкина и тотчас же начал сочинять «плачевную трагедию, полную милой веселости», как назвал свою «Жизнь Камбиза» Том Престон. (Сопутствующая мысль: какой я образованный, ах, какой образованный! И, наверное, буду велик, подобно Ивану Бунину.) Сочинял, и — Ваську начал у меня превышать, заслонять Потанюшка Хроменький, направляя ладью Васькиных мечтаний на скалы и мели внутренних противоречий. Васька в Иордань-реке купаться хочет, а Потаня,
Будьте здоровы. Не забывайте древнего старика, на-днях публично проклятого газетой «Руль». Увы мне!
8. VI. 30.
М. Ф. ЧУМАНДРИНУ
12 июня 1930, Сорренто.
Товарищ Чумандрин!
Прилагаю письмо Бадаеву. Сырцову писать не буду.
Дела у вас идут, повидимому, недурно, и перспективы — не плохие.
Пьесу писать — не имею времени, мне приходится работать на 3 журнала и особенно много — для «Литературной учебы».
Ваше указание на то, что журнал «тяжел и не актуален» — правильно, а указание на «академизм» его — не считаю правильным.
В том, что первые книжки журнала неудачны, вина лежит отчасти и на Вас, — Вы бы не убегали от дела, за которое взялись. Тот факт, что Вы нашли нужным организовать еще один журнал, вовсе не оправдывает Вашего отношения к «Лит. учебе». Если мы будем перескакивать от дела к делу — мы ни чорта не сделаем.
Упрек журналу в «академизме» и неправилен и мало понятен. Словом «академизм» — как и многими другими — у нас очень злоупотребляют; часто это делается потому, что понятие «академизм» не совсем ясно тому, кто с ним оперирует. Статьи по литературной технике нельзя назвать «академическими», это — статьи о ремесле, о работе над материалом. Руководство к работе над деревом, металлом — не может быть «академичным». Критиковать — очень легко, поэтому — не стоит особенно торопиться с критикой. А вот статьи идеологического характера — отчаянно плохи, и тут действительно портят дело «образованные юноши». Статьи этого рода должны писать зрелые и опытные теоретики, а не «юноши», которым еще надо учиться и которым слишком рано учить других.
Разногласия ваши очень сильно смущают меня. Весьма часто кажется, что все вы ищете друг в друге именно разногласия и что стремление к единогласию меньше интересует вас. Эту мысль внушает и личный, лицеприятный тон критики и ее грубость, и — всего более— ее многословие, лишенное ясности. Разногласия эти должны вносить — и, конечно, вносят — дезорганизацию в мышление молодежи. Удручающее впечатление вызывает бесконечная, мелочная схоластическая полемика всех со всеми, и мне кажется, что для этого бесплодного занятия выбран самый неудоб[ный] момент, — момент, когда социальная революция, перерождаясь в социалистическую, требует именно единства сил.
Впрочем, я, кажется, уже ворчал на эту тему в письме к Вам.