— Диего, я думаю… Я думаю, что я… В общем, мне кажется. Или нет… Я не вполне уверен, но полагаю, что… Что я тебя…
Снова распахнулась тяжелая дверь, обрывая все мои мысли и желание говорить.
В камеру ввалились пять экзекуторов, и я сразу понял, они пришли за одним из нас. Диего… когда я осознал всю глубину моих чувств к тебе, я ни за что не отдам тебя в руки палачей из Акведука. Только не тебя и не твой божественный свет!
— Что притихли, праведники? — с издевкой спросил один из экзекуторов, по всей видимости, главный, так как единственный носил черный брезентовый фартук и такие же высокие сапоги. Остальные были одеты в абсолютно серую робу под цвет фартуков.
— Пошел ты! — сквозь зубы прошипел Диего. Его глаза блеснули во тьме злобой.
Экзекутор отвесил моему другу звонкую пощечину. Я сдвинул брови.
— А что с вами разговаривать? — спросил я.
— Аль, не встревай! — вмешал мой заботливый Диего.
— Смотри-ка, оклемался, разговорился. Неужто обстановка сырой камеры тебе по нраву? — не без удовольствия подхватил тон беседы главарь палачей.
— Да уж лучше в темноте, чтобы не видеть ваши уродливые рожи.
— Аль, что ты делаешь? Не говори с ними! — выпалил ты, Диего, с совершенно испуганным выражением лица. Я-то к темноте уже привык, поэтому мог хорошо тебя видеть, особенно с учетом открытой двери, откуда лился нервозный желтый свет ламп.
— Вот, послушай друга и не нарывайся, — хмыкнул экзекутор.
— Ну, кого берем? — вмешался один из серой массы.
— Да кудрявого, кого же еще!
— Хорошо, — экзекуторы потянулись к моему Диего.
У меня захватило сердце, и я закричал:
— Эй, уроды, может, попробуете связаться с кем-то более сильным? Дайте мне лом, и я вам покажу вашу ничтожность. Ха! Да ваш Акведук настоящая клоака! Слабаки!
Я вложил в свою речь всю насмешливость и злую иронию, на которую только я был способен.
Экзекуторы переглянулись, напряжение повисло в воздухе тугим молчанием.
— Ты чего нарываешься? Жить надоело? — обратился ко мне главный каратель, поглаживая себя по груди в блестящем фартуке.
— Нарываюсь?! Ха! Да вы мрази, чего вас опасаться? Блохи песьи, не больше, — я произносил свою пламенную речь с едкой улыбкой, исключительно ради усиления слов, — И чего вы возомнили себя богами? Как же. Мясники хреновы. Да, вы пыль… И даже Акведук вас презирает. Сидите здесь безвылазно как крысы.
— Рот закрой! — вместе с грубыми словами экзекутора меня ударила рука в перчатке. Щека защипала жаром. Касание оказалось болезненнее обычной пощечины, но это за счет перчатки.
— А ну не бей его, — Диего принялся брыкаться и пихать стражников ногами.
— У! Выскочка! — взъелся ушибленный экзекутор и ударил Диего дубинкой.
— Вот! — вскричал я, — Вот о чем я и говорю! Вы только со связанными людьми тягаетесь, вот на что вас хватает…
— Аль, прекрати их злить! — почти взмолился Диего.
— Я их не боюсь! Чего мне мух жужжащих пугаться?! Разве что их назойливость раздражает.
— Кто здесь муха!? Повтори! — по суровому лицу главного экзекутора можно было догадаться, что чаша его терпения переполнена, а по тяжело опущенным надбровным дугам я понял, что он уже вне себя от ярости.
— Да ты муха! Нет, хуже, ты клоп! — я не унимался, провоцируя его еще сильнее, — Конечно, выбрали самого слабого, и давай его пинать. А вы попробуйте со мной связаться! Что? Кишка тонка? Ага, не каждому по зубам номер один в боевом ранге братства.
— Слушайте, этот балабол меня достал, — главный экзекутор угрюмо посвятил в ситуацию своих собратьев.
— Это точно, — хором согласились те.
— Давайте его… Достал уже языком молоть, а раз такой разговорчивый, может, как раз он нам информацию и сообщит. Поможем друг другу!
— Нет! — взревел Диего, — Не смейте! Только не Аля… Возьмите меня! Боже… Аль! Отстаньте от него! Он нездоров психически, он ничего не знает и несет чепуху! Вам нужен я!
Но моего друга никто не слушал, меня уже крутили и заламывали руки, выводя из камеры. Было приятно, что Диего вступается за меня, но еще больше меня радовало спасение друга, пускай и за свой счет. Диего, ты ведь намного важнее меня, ты должен жить…
— Альентес, почему? — прошептал ты, глядя на меня испуганными и растерянными глазами.
— Диего, не волнуйся. Я привык к боли. Видишь, уроки Игнасио не прошли даром, и я тебе пригодился. Я вытерплю пытки, а ты нет… Я не мог поступить иначе.
— Ну, почему… — по твоим щекам катились слезы.
— Потом что… Я люблю тебя, — признался я.
— Все заткнулись, иди уже! — грубые руки экзекуторов толкнули меня вперед, выпихнув из камеры. Тяжелая дверь захлопнулась, разделив меня и Диего стальным занавесом.