Письма в пустоту

— Ты не подумай, — Джордж отодвинулся от стола и мечтательно заложил руки за голову, — Мои предложения тебе не носят никого эротического характера. Даже не мечтай! Мне просто скучно…

Я разозлился! Ни о чем таком я не мечтал! Диего, ты же знаешь, как тяжело мне было принять свою испорченную сущность, как стыдно и горько осознавать свою грязь, и, конечно же, после всех усилий укротить дух, я и подумать не могу, чтобы культивировать греховные проявления.

— Не стесняйся, — ласково улыбнулся американец, выводя меня из ступора. Я почувствовал жар на щеках и понял, что покраснел.

— Иди к черту, — процедил я.

— Лучше в кино. Я твердо решил посетить сие заведение, как ты выразился, разврата. А сейчас хочу узнать, ты со мной? Или на улице посинеешь?

— Все равно.

— Тогда со мной, — хитро подмигнул Джордж, вставая, — Пойдем, здесь пять минут.

Я тоже поднялся. Мы двинулись к выходу.

Перед тем, как оказаться на улице, Джордж накинул мне на плечи свое пальто.

— Не хочу слышать стук твоих зубов во мраке кинозала, — он снабдил свой поступок ироничной репликой.

— Не требуется, — мой голос звучал робко. Я снова погрузился в душные запахи аромата Гленорвана. Его пальто источало благоухание уверенности и терпкий вкус силы, которая обволакивала меня со всех сторон и погружала в теплые воды защищенности. Мне сделалось дурно, закружилась голова, и ноги начали подкашиваться.

— Ты в порядке? — настороженно осведомился Джордж, останавливаясь и смотря на меня, — Ты весь позеленел.

— Забери! — рявкнул я, швыряя обратно в американца пальто.

— Ну, не хотел тебя смущать, — снисходительно проговорил Гленорван, залезая в кашемир, — У тебя сегодня были такие холодные руки, что мне стало даже тебя жаль. Наверное, в сутане сейчас не слишком комфортно.

— Мое дело.

— Не спорю, вперед, — Джордж открыл мне дверь, и мы очутились на улице.

Меня сразу обдало рябью сырого ветра. Я задрожал, кожа покрылась пупырышками, но я лишь выпрямился и бодро зашагал вслед за Гленорваном. Я слуга Игнасио и не мне сгибаться под дуновениями ветра, я сильнее мелких перипетий судьбы, а мое стремление угодить Учителю непоколебимо.

В кино все естественно шло по сценарию американца.

Зал был полупустой, фильм оказался глупым мультфильмом, ряд самым дорогим, а места VIP — по центру. Я не удивился, что Джордж привел меня на столь ерундовую картину, это в его наигранно ироничном духе.

Придурок!

Гленорван сидел рядом со мной, жевал воздушную кукурузу, и я чувствовал колебания его тела, потому что находился подле в соседнем кресле и наши плечи почти соприкасались.

Я был немного смущен, но в темноте зала Гленорван не мог различить моего лица, поэтому я не волновался на сей счет.

Я просто начал вспоминать свое прошлое.

Диего, я часто вспоминаю минувшее время, когда надо отрешиться от проблем реальности. Воспоминания — это все, что у меня есть, иногда они приятные, как те, что связаны с тобой, иногда просто чудовищны…

Я расскажу.

Всегда когда я оказывался в красной машине Игнасио, не дай бог припомнить ее марку, я резко начинал ощущать неотвратимое приближение бури, чего-то нехорошего. Красная машина с облупившимся от старости капотом и дорога, ведущая от монастыря, были для меня своего рода Гогом и Магогом. В такие моменты, словно черные крылья страшного предзнаменования простирались надо мной. Наверное, потому что я хорошо знал, что следует за подобной поездкой и что меня ожидает впереди, так сказать, в конечной точке нашего маршрута.

Диего, ты знаешь, куда я клоню.

Но сегодня я расскажу тебе историю, которую ты, должно быть, слышал уже сотню раз, но все равно я не могу не возвращаться к ней в своих воспоминаниях.

События берут свое начало в дни моего девятнадцатилетия, как раз за полгода до истории с Гарсиа. Этот день столь отчетливо мне врезался в память, что стал чуть ли не отправной точкой в моей дальней судьбе.

С утра шел дождь, а к вечеру распогодилось. В столь колеблющийся день я последний раз посетил парней, точнее единственного из оставшихся.

Но пока я ехал по направлению к городу, я и предположить не мог, что кошмар длиной в шесть с половиной лет окончится. Я не мог и поверить, ведь он был столь реальным. А главное у него были человеческие лица: Ческо (от Франческо), Пепе (от Пепино), Доме (от Доменик), Лучи (от Лучано), Паоло (имя такое), — их было пятеро, и я хорошо помню каждого из них. Бездари, бездельники, просто жестокие люди, не обременяющие себя работой и проводящие дни напролет в кутеже и сомнительных делишках.

Пепе — самый старший из парней, за деньги он был готов на все. Порой мне кажется, что заплати ему Игнасио достаточно, он бы поменялся со мной местами. Но не важно… Я хорошо его помню. Пепе носил щетину и черные очки, за ними не было видно глаз, только отраженная в темных стеклах беспринципность. Он оставил мне на память шрам в середине бедра. Бритва, кажется… Да, это было лезвие бритвы. Он не специально меня поранил, я просто резко дернулся… Не хочу вспоминать.