«Письма Высоцкого» и другие репортажи на радио «Свобода»

До недавнего времени бездарная советская политика (вспомним хотя бы Кубу и Афганистан, бесконечную продовольственную программу) заставляла даже поэтов жертвовать лирикой ради гражданственности. Строчка «поэт в России больше чем поэт» (продолжу: прозаик больше, чем прозаик, публицист больше, чем публицист) не родиться просто не могла. А когда у нас началась гласность, тут в политику, в общественную деятельность буквально хлынула волна литераторов, ставших моментально заметными фигурами на политической сцене. Да иначе и не могло произойти, так как это — люди талантливые, а конкуренция со стороны политиков как таковых была не ахти какая:

Но на этой волне туда же, в политику, в общественные движения ринулись и те, кто и в литературе-то ничем особо себя не проявил, кроме как активным участием в знаменитых номенклатурных писательских играх. И расцвела литературная демагогия…

Иные вещали откровенные глупости, иным сказать просто нечего, но они «не могли молчать» и поэтому тоже внесли вклад. Тут, я думаю, немаловажную роль сыграла самая читающая в мире страна, как губка, впитавшая за 70 с лишним лет такой муры, что напрочь разучилась отличать словоблудие от чего-либо стоящего. Это же обстоятельство вдохновляло тех, кто без тени сомнения в своей избранности, опьяненный самодовольной уверенностью в значимости сказанного или написанного им слова, появлялся на телеэкране или на страницах популярных изданий.

И вот сегодня началось то, что не могло не начаться: люди стали терять интерес к еще вчера запрещенному и недоступному… Недавно на первых Солженицыной» чтениях в большом зале Центрального дома литераторов сидело… человек сорок.

Люди устали. Устали от говорильни, результатом которой не стало ничего, кроме незапрещения самого словоизлияния. Кажется, мы вновь готовы влиться в нынешний вялотекущий прогресс.

Хомо советикус ко всему привычен. Жили же мы в стагнации, правда с более или менее заполненными прилавками. И вот перестройка затягивается болотной ряской карточной системы… Но нет таких вершин, которые бы не покорили большевики. Тем более, что у них есть новая надежда — недавно созданная Компартия России во главе с ее Первым секретарем Иваном Кузьмичем Полозковым. Он же пообещал нам, что сумеет держать ситуацию под контролем. А раз пообещал — значит, знает, как это делается. У нового поколения коммунистов слово не должно расходиться с делом. Надо только верить. В Россию, которую, как известно, умом не понять… Верить, что у нее есть свой путь, как сказал недавно в телевизионной проповеди главный редактор «Литературной России» Эрнст Сафонов, и чтобы не мешали идти по этому пути. И не надо России никого догонять и перегонять, а надо двигаться своим путем. Да, только своим. И верить в этот путь… и еще в партию. Как верит в нее поэт Давид Кугультинов. В статье «Услышим ли время?» («Литгазета» от 27 июня) он утверждает, что вопросы типа «быть ли партии?» лукавые и суетные. «Да как же ей не быть, партии, если она есть!?» — восклицает поэт. Он знает обо всех (или почти всех) преступлениях большевиков перед народом и поэтому призывает: «Мне хотелось бы, чтобы съезд признал ошибки партии. Покаянйе не ради покаяния, а ради того, чтобы сделать невозможным повторение».

Двадцать восьмой съезд КПСС, как известно, проголосовал против предложения ленинградца Юрия Болдырева рассмотреть вопрос о политической ответственности партии перед народом. Недаром говорят: «Знает кошка, чье мясо съела…»

Итак, съезд большинством голосов признал, что партии не за что каяться. Но, думаю, это не поколебало веру Давида Кугультинова. Раз уж устояла она, несмотря на все преступления большевиков, то неосуществившееся покаяние, конечно, не в силах эту веру подорвать. Трудно, разумеется, отречься от веры всей жизни. И это можно понять. Трудней согласиться с молодым писателем, который заявляет, что он на стороне тех, кто имел несчастье верить. Об этих последних очень точно сказал Александр Ципко в упомянутых уже очерках: «Слепая вера может быть и от элементарной лени. Она освобождает от необходимости думать о мучительных противоречиях человеческой истории и души человека. Она защищает от тяжелых мыслей, от той правды, которая неприятна. В том, что в массе люди у нас не хотят истины, а хотят веры, можно убедиться и сегодня».