Письма жене и детям (1917-1926)

13 декабря. Сегодня получил я твое письмо насчет цепей автомобильных. Попробую их предложить в Автомобильный отдел главного военно-технического управления, и если что будет выходить, то пошлю тебе телеграмму. Цена 34 кр[оны] кажется очень дорога. Эти дни я опять изрядно занят разными совещаниями и разговорами, а так все идет по-прежнему. Очень я по вас соскучился, миланчики мои золотые! А все же трудно было бы тут вам теперь жить при этой разрухе. Одному все легче. Сахаришку достанешь фунт-другой глядишь, и жив 1/2 месяца. Большой же компанией прокармливаться очень трудно. Везде грязь, мерзость и запустение улиц, вокзалов, вагонов не поддается никакому описанию. Поезда нетопленные, окна выбиты, обивка со скамеек срезана мародерами-солдатами; вообще, не смотрели бы глаза. И так положительно все и везде. Нет, еще долгонько русскому народу до культуры. Это проклятое самодержавие до того озлобило и развратило народную массу во всю ее толщу, что, пожалуй, пара поколений нужна в более здоровой обстановке, чтобы мы вообще стали походить на людей.

No 10. 28 декабря [1917 г.]

Милый мой Любанчик и родные детки!

Пишу вам несколько строк перед своим отъездом в Брест-Литовск=3, о чем вы, может быть, будете знать до получения этого письма из газет.

Дело вышло так. Переговоры с немцами дошли до такой стадии, на которой необходимо формулировать если не самый торговый и таможенный договор, то, по крайней мере предварительные условия его. У народных комиссаров, разумеется, нет людей, понимающих что-либо в этой области, и вот они обратились ко мне, прося помочь им при этой части переговоров в качестве эксперта-консультанта. Мне, уже отклонявшему многократно предложения войти к ним в работу, трудно было отклонить в данном случае, когда требовались лишь мои специальные знания и когда оставлять этих политиков и литературоведов одних, значило бы, может быть, допустить ошибки и промахи, могущие больно отразиться и на русской промышленности, и на русских рабочих и крестьянах. Еду я сегодня в десять вечера экстренным поездом на Двинск и далее на Брест. Ты, мой родной Любанчик, пожалуйста, не тревожься за меня, поездка будет в хороших условиях, никакого утомления опасаться для меня нельзя, лично же я чувствовал бы себя неспокойно, отказавшись помочь не данным людям, не правительству, а всей стране в такой момент, когда худо ли, хорошо решается ее будущее. Мой отказ был бы столь же недопустим, как отказ штабного или морского офицера принять участие в назначении военных условий мира или перемирия. И только в таком естестве я и рассматриваю свою задачу. Не медля по возвращении из Бреста я соберусь к вам в Стокгольм. Вероятно, к тому времени, через [...]=4 Нинетта к тому времени выправит себе паспорт.

Крепко вас всех целую и обнимаю.

Ваш Красин.

No 11. 9 февраля 1918 года

Родной мой, незаменимый Любченышек, дорогие мои девочки! Сегодня получил ваши письма от 26-29 ноября вместе с письмом Леонидочки и спешу ответить, хотя я имел в Юрьеве и более поздние от вас известия. Письма все еще идут очень неправильно, но и то, что мы вообще начали ими обмениваться, уже многое значит.

Я радуюсь необыкновенно каждой о вас весточке и счастливым хожу по нескольку дней по получении чего-либо от вас. Тем более, когда такие интересные письма, как эти. Девочки рассуждают совсем как взрослые, и мне приятно читать их думы и мысли и видеть, как они растут и развиваются в ту именно сторону, как надо. Ничего, не унывайте, мои любимые, если даже и скучно вам в одиночестве, наше дело правое и все идет хорошо.

Ну, буду вам отвечать по порядку на все вопросы в связи с вашими письмами. Леонидочки письмо очень характерно, конечно, он к вам не так скоро еще соберется, и отвага к его добродетелям никогда, вероятно, не принадлежала. Все же, думаю, чем можно он вам поможет, и контакт с ним надлежит держать. А равно урегулировать и вопрос насчет денег, оставив их, конечно, в первоначальной американской валюте. Чего он приехал в Берлин и какие он дела думает делать в умерщвленной наполовину Германии, трудно понять. В Берлине, конечно, положение, вероятно, еще очень неустойчивое и неопределенное, да и жизнь, верно, очень тяжела и скудна, так что с переездом туда придется подождать. Поездка его на Укр[аину] - это, вероятно, один разговор: не так-то просто теперь ездить, особенно [в] такую даль. Я постараюсь разыскать его сестру и мать и помочь им чем можно, хотя связь с Самарой сейчас почти отсутствует. Сообщи ему об этом, когда будешь писать.