Письменная культура Руси

Надпись на горшке и черепках из Алеканова. Раскапывая село Алеканово Рязанской губернии осенью 1897 года, дюны «Могилки», В.А. Городцов обнаружил керамический сосуд со знаками, опоясывающими его по окружности, рис. 5 а [24, с. 385], а через год нашел еще два черепка со знаками, рис 5 б [25, с. 371]. В.А. Городцов датировал находку Х-ХI веком и обратил внимание на надписи, насчитав 14 знаков. «Судя по размещению этих точек между другими знаками, — полагал археолог, — их легко принять за знаки препинания и сблизить с двоеточиями скандинавских рун, имеющими назначение отделять одно слово от другого. Вполне похожими по начертанию с рунами оказались и еще 2 знака (1 и 12), равные «а» и «ч». Но на этом сходство прекращалось; остальные 9 знаков не имели ничего общего со скандинавскими рунами, а 2 из них (1 и 7) своей формою походили скорее на идеограммы или особые знаки, родственные клеймам, какие можно видеть на актах ХVIII столетия, подписанных самоедами, а также в древних родовых клеймах скандинавов, изображенных в одном из сочинений Гильдебранда. С последними наши знаки имели больше сходства, так как одинаково с ними состояли из крестов со многими перекрестиями. Более отдаленную аналогию им можно указать в знаках, помещенных на монетах первых русских князей: Владимира, Святослава и Ярослава, в особенности в знаках Святополка. В этих знаках мы также находим разветвления и крестообразные пересечения одной из ветвей.

Таким образом, выходило, что знаки алекановского сосуда отчасти походили на руны и отчасти на родовые клейма. Не имея ни достаточной подготовки, ни необходимых научных пособий, мне поневоле пришлось прекратить дальнейшее исследование знаков и обратиться за помощью к нескольким русским археологам. В настоящее время мною получен ответ от В.И. Сизова, по мнению которого знаки на исследуемом сосуде принадлежат к родовым клеймам, употреблявшимся у разных народов как знаки собственности. Уважаемому археологу самому удалось встретить подобные знаки на изгороди старинного латышского кладбища, но в заключение он прибавляет, что разбор этих знаков требует времени» [24, с. 389–390]. Как видим, Городцов пытался прочитать эти знаки сам, но колебался между пониманием их как рун, как самоедских клейм, как русских княжеских знаков и как знаков собственности.

Однако во второй публикации через год он уже не сомневается. «Смысл знаков остается по-прежнему загадочным, но уже является более вероятности иметь в них памятники доисторической письменности, чем клейма или родовые знаки, как можно было предполагать при первом знакомстве с ними на погребальном сосуде, где казалось очень естественным явление на одном сосуде многих клейм или родовых знаков, так как акт погребения мог служить причиной съезда нескольких семей или родов, которые и понаехали увековечить свое присутствие на похоронах начертанием своих клейм на глине погребального сосуда. Совсем другое дело — нахождение знаков в более или менее значительном количестве и в строковой планировке на бытовых сосудах. Объяснить их как клейма мастера — невозможно, потому что знаков много; объяснить, что это знаки или клейма отдельных лиц также нет возможности. Остается одно более вероятное предположение, — что знаки представляют из себя литеры неизвестного письма, а комбинация их выражает какие-либо мысли мастера или заказчика. Если же это верно, то мы имеем в своем распоряжении до 14 букв неизвестного письма» [25, с. 371].

Лецеевский как специалист по славянским рунам. Позже нужный особый взгляд на докирилловскую письменность славян развил профессор Краковского университета доктор Ян Лецеевский. Судя по его монографии, вышедшей в 1906 году в Варшаве и Львове он, горячий поборник докирилловской славянской письменности, считал, что славяне раньше использовали германские руны, преобразовав их, однако, несколько по-своему, следовательно, “русское письмо” — это видоизмененная скандинавская письменность. О надписи Эль Недима ему, скорее всего, ничего известно не было, поскольку с тех пор прошло уже 70 лет. К моменту опубликования надписи из рязанского села Алеканова в 1897 году и на черепках годом позже он уже весьма виртуозно владел техникой чтения такого типа славянских рун. Он сразу же приступил к чтению алекановской надписи на основе своих прежних дешифровок. На доказательстве своего предположения он даже не считал нужным останавливаться, настолько он был уверен в своей правоте.

Конечно, ряд знаков пришлось определить из контекста и прочитать по-новому, однако как раз это и приводило, как ему казалось, к расширению репертуара «славянских» рун и к увеличению их отличия от рун германских. Вот как он прочитал знаки на «погребальной урне из Алеканова», рис. 6–1. Перенумеровав все знаки, справа налево  что, вообще говоря, весьма странно, ибо все остальные надписи этот исследователь читал обычным образом, слева направо.