Письмо для Евы

“Ну я не знаю, может поточу что ты…” — правда, не успел я толком договорить, как наши губы уже слились в единое целое, от чего я вновь, встал в состояние полнейшего оцепенения. Встав на цыпочки, она резким движением головы приблизилась прямо ко мне, скрестив наши губы в едином страстном порыве. В эти…, воистину невероятные минуты, моё сердце, было готово вновь выскочить из груди, руки застыли на месте словно толстые ледышки, пока на губах…, я ощущал огненный жар её пронзительных губ. На большое удивление, я даже сумел прочувствовать некий вкус. Я помню, ту мягкость, которую я тогда испытал, то ощущение лёгкости, неожиданный прилив сил, и чувство искренней радости и уверенности

В первые секунды, я толком не сумел понять, что происходит. Но как только все мысли встали на своё место, мне только и оставалось делать, что смириться и наслаждаться, до тех пор, пока я не потерял ей навсегда.

По прошествии примерно десяти секунд, она робко встала на своё место, медленно открыв глаза. Пока сам я не осознал тоже самое, и аналогично ей не открыл глаза.

“Но ты, ведь сказала…”

“Я помню, что я сказала” — с лёгкой улыбкой говорил она. “Считай, что это мой прощальный подарок”

“Но для тебя, у меня даже ничего особенного нет.”

“Глупый. Твой приход суда и есть, самый лучший прощальный подарок.”

“Уважаемые пассажиры, самолёт, рейсом 108, Прага — Санкт-Петербург, отправляется через 20 минут. Прошу всех пассажиров немедленно пройти в кабину самолёта” — проговорил через микрофон информатор в главном зале.

“Думаю…, я должна идти”

“Ну тогда, прощай, Ева”

“Прощай, Адам” — после слов которых, она вновь ухватившись за чемодан, медленно и тоскливо пошла к последней проверке билетов. Пока я отойдя в сторонку, всё смотрел и продолжал смотреть, как моя потерянная любовь, улетает далеко и навсегда.

Лишь на последок, перед тем как окончательно потерять меня из виду, он поворачивается обратно, и стараясь хоть как-то меня приободрить, с лёгкой опечаленной улыбкой машет мне рукой.

“Пока” — тихо говорил я сам себе, аналогично медленно помахивая рукой, после чего, она окончательно испарилась из поля моего зрения.

“На этом, наша история, подходит, к концу ” — на тяжёлом выдохе произнеся, я разорванным в клочья словно бумагой сердцем, отправился обратно домой.

И…, что можно сказать в целом касательно моего остального дня:

Серость — вот то идеальное слово, которое описывало моё состояние на тот период времени.

На протяжении всего дня, меня не покидали одни и те же мысли: “Я вновь остался один. Завтра её более не увижу. Наше совместно время подошло к концу”, вгоняя меня в крайне тоскливое апатичное состояние пережитой разлуки.

Во время моих уроков с учениками, отдыха после занятий, во время ожидания стирки в прачечной, и даже попытке отвлечься, пройдясь под вечерними красотами Вышеграда. Хотя по правде говоря, учитывая моё настроение, и окружающую дождливую холодную погоду, пришедшую до начала зимы в замен последних солнечных деньков, никакой красоты я уже не ощущал.

Тем вечером, мне не особо хотелось есть, мне не хотелось спать, но одновременно и бодрствовать, не хотелось ходить грязным и принять душ, но в то же время, не хотелось в принципе принимать душ. Я словно, сам перестал понимать, что я хотел получить от этой жизни, оставшись один на один со своими скверными мыслями в голове, и не менее скверными чувствами в душе.

Лёжа в кровати, я пытался уснуть сначала один час, затем второй и третий. В то время, пока в голове, крутились слова одного и того же текста — моего письма для Евы. И хоть с того момента прошло уже 30 лет, но словно написав его только вчера, я помню его абсолютно наизусть, со всеми точками, запятыми и пробелами между строк:

“Привет. Это — моё прощальное письмо. Письмо по правде говоря, которое далось тяжелее всего в этой жизни.

Пишу я его после всей услышанной от тебя правды. Правды, которая словно гигантский ком из призрения, жалости и отчаяния к самому себе, захватило всё мое тело.

После всех услышанных слов, по дороге домой, идя под тяжёлым дождём, я не знал о чём думать, не знал, какие мысли находятся у меня в голове, так как на этот раз, всё находилось у меня в сердце. Я шёл один, медленно, неспешно, расторопно, перекладываясь с одной ноги на другую, параллельно жалея самого себя. Именного с такими чувствами, я садился писать это письмо.”

И прочитав вышесказанное, ты наверное могла подумать, что я буду винить тебя во всех смертных грехах, перекладывать вину исключительно на тебя, выставляя себя невинной маленькой жертвой — но это не так. Вряд ли я смогу сказать нечто иное, о чём уже не успел за сегодня рассказать, но я попытаюсь.