Письмо главному редактору «Нового мира» С. П. Залыгину по поводу статьи В. Сербиненко о Стругацких

До сих пор обсуждалась первая часть его статьи, где он восстает против рационалистического подхода к истории вообще и против коммунистической утопии в частности. Сколь мне ни чужда такая позиция, я могу ее понять. Беда его, как мне представляется, в том, что для него «рационализм» и гуманность по определению взаимоисключающие понятия. Стругацкие же полагают, что гуманность должна сочетаться с разумом, так же как «вера и мечта» /В. Сербиненко/. Посему критик и относится к писателям как к своим идеологическим противникам, а в таком споре от подтасовок очень трудно удержаться, ибо идеолог стремиться опорочить все идеи противника и лишить его самого внутренней опоры. /На это свойство идеологии 60 лет назад указал К. Маенхейм в работе «Идеология и утопия» /.

По «правилам» такой игры он во второй части статьи приписывает Стругацким некий вариант своих собственных воззрений, чтобы разбить противника окончательно.

Стругацкие обвиняются в искании магического чуда, волшебной всеобщей панацеи. Иными словами — в «вере и мечте». Вопрос, как это сочетается с «тотальной расчетливостью, критик улаживает с помощью нескольких силлогизмов, которые я, при бегая к его же терминологии, назвал бы магическими пассами.

Шаг первый: шуточную сказку-памфлет «Понедельник начинается в субботу» и очень злой памфлет «Сказку о тройке» критик объявляет мистическими произведениями — замечая при том, что «серьезные» фантасты обладают отличным чувством юмора». /Крошечная, но показательная деталь — кавычки у слова «серьезные». К чему они? Показать, что Стругацкие не серьезные писатели? А чего ради тогда тратить на них энергию и чернила?/

Когда я прочел пассаж о мистических сказках, то поначалу пожал плечами и подумал, что серьезному — без кавычек — критику как-то неприлично не знать азбучную истину: смех несовместен с черным, готическим напряжением мистицизма, он всегда побеждает — на карнавале черт напяливает шутовской колпак. Тут мне и напомнил, что речь идет не о литературе с ее законами, а об идеологическом штурме с его обычным беззаконием, напомнили таким высказыванием: «Жажда… чуда — это своего рода «несчастье» рационалистического сознания». Подразумевается, что если герои сказок рационалисты, мы обязаны принимать сказочные чудеса всерьез.

Но давайте всерьез разберемся, каков смысл метафоры: «несчастье рационалистического сознания». Жажду чуда и ожидание чуда обычно считают фундаментальной основой веры, религии — иррационального сознания вообще. Надо ли понимать В. Сербиненко так что рационализм несчастным путем переходит в религию? Подобную трактовку можно бы обсуждать; например, в начале века много говорили о марксизме как религии /А. В. Луначарский и другие/ Но очередным ходом доказывается иное: рационализм провоцирует «идеологи оккультного типа», «оккультный мистицизм», «теософию и антропософию» — словом, скатывается к Елене Блаватской. Доказательства? А очень просто: рационализм существует с античных времен — и «идеологии оккультного типа» с тех же времен; рационализм достигает расцвета в XX веке — тут же появляются Блаватская и прочие.

Поставлена еще одна ловушка на простаков, устроенная известным уже способом: объективная информация утаена, зато дана подтасованная, выставленная в нужном порядке. Дадим не обходимые комментарии. Оккультизм фундируется на ИРРАЦИОНАЛЬНОЙ вере, на той же почве, что и все официальные, т. н. конфессиональные религии. Он — как бы ветвь религиозного сознания, поэтому он постоянно возникал в умах, соперничая с конфессиональными верованиями. Выводить его из рационализма просто наивно — еще более наивно, чем христианство из самого оккультизма, что можно сделать, следуя «логике» В. Сербиненко — мол, поскольку оккультисты появились прежде христиан, то…

Но зачем критику понадобился оккультизм? Как мне кажется, чтобы провести границу между своей «верой и мечтой» и верой в человека, так заметной у Стругацких. Мистические верования вкладывают чудотворение в руки человека /при помощи демонов/, христианство утверждает чудо как прерогативу Бога. По этому конфессиональные церкви отвергают оккультизм и магию как оружия дьявола — такова догматическая сторона дела. Было бы неумно, тем не менее, считать В. Сербиненко узким догматиком. Христианство нового времени отвергает мистицизм по этическим причинам — о них писал в своих работах — и эссе, и детективных рассказах — католик Г. К. Честертон. Логическая цепочка примерно такая: христианство — основа европейской этики; вера в магию уводит человека от этой истинной этики, заставляет делать ложный нравственный выбор. В этом смысле магия — орудие дьявола.