Письмо главному редактору «Нового мира» С. П. Залыгину по поводу статьи В. Сербиненко о Стругацких

Мы уже видели, что В. Сербиненко обвиняет Стругацких в пропаганде жестокости, бесчеловечности и прочего. теперь нам дают понять, что они в некотором роде служат дьяволу; не случайно в статье начинают мелькать обороты: «дьявольская личина», «козни нечистой силы», «сатана собственной персоной», «зверь» /эфемическое именование сатаны/. Это не традиционный метафорические обороты, а окончательная оценка, закономерно вытекающая из полускрытой логики критика. Расчет его точен и безошибочен: пусть лишь малое число читателей, разбирающихся в теологии, поймет его эллипсы. Для широкого читателя вокруг слова «оккультный» висит некая зловещая аура; кое-кто, наверное, слышал, что масоны балуются такими вещами, что древнееврейская каббала тут замешана — вот и заключит человек, что со Стругацкими неладно… Обвинение в мистицизме или в вере в магию такого действия бы не возымело, посему ударный термин: «оккультизм» …

В критической статье нельзя просто так взять и обвинить; выйти с плакатом, как на митинге. Требуется связать обвинение с художественными текстами, и это делается достаточно фундаментально. Западная «мистическая фантастика» выливается в один бочонок с «научной» и перемешивается; затем землянам, героям космической фантастики Стругацких приписывается роль жестоких богов /то есть дьяволов/; на последнем этапе космические пришельцы Стругацких объявляются дьяволами напрямую.

Оставим в стороне первую повесть Стругацких «Извне» и «Пикник на обочине»: в их анализе В. Сербиненко не пошел дальше туманных рассуждений о «мистически-оккультной атмосфере»; отсылки к книге «За миллиард лет до конца света» и к «Хромой судьбе», данные в этом разделе статьи, вообще не от носятся к теме. Обратимся к анализу «Гадких лебедей», реши тельно доказательному, по замыслу критика.

Цитирую: «…В «Гадких лебедях» пришельцы откликнулись на мольбы вконец изуверившихся в собственных силах землян» это первая фраза разбора.

И это же — домысел чистой воды, ибо в «Гадких лебедях» нет ни признака пришельцев, ни намека. Есть ИНТЕЛЛИГЕНТЫ; в терминах В. Сербиненко я, возможно, назвал бы их рационалистами. Но насчет пришельцев не ошибется ни один читатель: человеческая сущность «мокрецов» много раз и с предельной ясностью подчеркнута в книге.

Подмена воистину шокирующая; цель ее очевидна — выстроить последовательность: интеллигенты — рационалисты — дьяволы. С другой стороны, добравшись до этого фокуса с текстом, я и предположил, что главная цель В. Сербиненко — опорочить Стругацких в глазах миллионов читателей «Нового мира».

Судите сами: «Гадкие лебеди» с 1966 по 1987 год были под абсолютным запретом. За чтение и хранение книги в издании одиозного «Посева» можно было поплатиться; читали ее единицы. В 1987 году ее дал рижский журнал «Даугава», небольшими кусками во многих номерах, тиражом около 35000 экземпляров.

Вопрос: какой процент читателей «Нового мира» мог прочесть роман? Делим тиражи один на другой и получаем ДВА ПРОЦЕНТА без учета того, что «Новый мир» наверняка проходит через большее число рук, чем «Даугава», и что основной тираж этого журнала оседает в Латвии. Еще вопрос: как обязан поступать добросовестный критик в подобном случае? Перед разгромом этики романа? Надеюсь, ответ ясен: дать короткий конспект содержания.

Разумеется, В. Сербиненко этого не делать. Он уделяет книге сотню строк, преисполненных экспрессии, не дающих даже приблизительной информации о содержании, но «сокрушающих», как только что было сказано, нравственное содержание книги.

«Этическому принадлежит существенный примат в содержании» «конституитивном моменте» произведения, писал М. М. Бахтин. В. Сербиненко манипулирует умами читателей, для которых содержание, то есть ЭТИКА ПРОИЗВЕДЕНИЯ — тайна за семью печатями. Так поступали известные нам критики, когда громили неизданного «Доктора Живаго». Там был нуль процентов риска, здесь — полтора-два, сойдет …

Попытаемся восполнить пробел. В «Гадких лебедях» переплетаются две темы. Одна аллегорическая: в некой стране люди высочайшего творческого накала становятся уродами, отвратительными на вид «мокрецами». Они меняются и внутренне, они не нуждаются в земных радостях, зато умирают, когда их лишают чтения. Их ненавидят и преследуют ура-патриоты и фашисты, их заключают в особом сеттльменте — но военно-промышленный комплекс эксплуатирует их творчество. Это тема трагедии интеллигенции, в разных аспектах соприкасающихся с нашими реалиями. достаточно вспомнить об институтах-«шарашках» Берии, о судьбах ученых, писателей, художников, подвергнутых остракизму. Как бы в напоминание о таком аспекте темы, Стругацкие поручили роль главного героя /и героя — наблюдателя/ ссыльному писателю Баневу, имевшему неосторожность поссориться с «господином президентом». Последний очень похож на Хрущева, а сам Банев — на В. Высоцкого.