Письмо из прошлого

— Вы, может, и не знаете, но Стефани расстроилась, когда узнала о смерти мамы? — Темные глаза Горошинки застывают и наполняются серьезностью.

Пару мгновений Уоткинс Джиллеспи внимательно разглядывает нас.

— Что ж, юные леди, — говорит он, — думаю, ваша тетушка не хотела, чтобы ваша мама уезжала из Бруклина. Возможно, она так никогда и не смогла ей этого простить. А еще я думаю, что она приняла немало сложных решений в жизни, решений, о которых могла сожалеть. Что я знаю наверняка, так это то, что она злилась, и… Ну, если начистоту, она была довольно несчастливым человеком. А злые и несчастливые люди постоянно о чем-то сожалеют. Но, если это немного поможет вам, так уж вышло, что я видел, как она скучала по вашей маме. Каждый день.

— Тогда почему она даже не пыталась восстановить с ней отношения? — спрашивает Горошинка. — Почему мама никогда не получала от нее новостей, разве что только от ее адвоката — каждый раз, когда хотела продать дом?

— Этого я не знаю. — Вид у Джиллеспи сделался задумчивый. — Что я наверняка знаю о Стефани — она из тех, которые никогда не признáют, что были не правы, и неважно, во что им это обойдется. Может, все дело в этом. В любом случае, как только сделка продажи состоится, вам уже не придется думать ни о ней, ни о Бей-Ридж, если вы не захотите.

— Ох, я не знаю, — говорю я. — Думаю, мы только в начале пути, полного открытий.

Пока мы шли к углу, где располагалась «Швейная мастерская Люпо», Уоткинс Джиллеспи развлекал нас рассказами о местных бандитах и их преступлениях. Я поймала себя на том, что с каждым шагом все больше одергиваю себя и стараюсь подстроиться под его неспешный шаг, чтобы не показать, что и так знаю, куда нужно идти.

— …Ну и, конечно, здесь вам приходится выказывать дань уважения таким значительным особам, — говорит он, когда мы наконец пересекаем дорогу перед нашим пунктом назначения. Я неотрывно смотрю на здание, точнее, на часть, торчащую над забором, держащим его в заточении. Дом как будто жмурится в ярком дневном свете всеми своими заколоченными окнами. Кирпичная кладка крошится и рушится, и все строение выглядит таким хрупким, словно держится только благодаря корням, которые проросли в его стены.

— Ты выглядишь так, словно увидела призрак, — говорит Горошинка.

— Он не похож. Совершенно.

— Не похож на что? — переспрашивает Горошинка, оглядывая руины.

Глава 13

— Хм… не похож на то, чего я ожидала, — говорю я. То здание, в которое я попала тогда, было старым, но о нем заботились, за ним ухаживали. И я не смогла бы перепутать тот дом, полный людьми и жизнью, с этой тенью.

— Не знаю почему, но я нервничаю. — Горошинка берет меня за руку. — Перед нами дом, где выросла мама, и мы ждем, что для нас это будет что-то значить. Но что, если это ничего не будет значить? — Ее взгляд скользит по улице в поисках лапшичной и магазинчика здорового питания, но в конце концов зов сирен притягивает его к темному, неприметному бару. — Я бы сейчас убила за пиво. За что угодно, лишь бы снять напряжение.

— Могу тебе помочь, — говорю я, отрывая взгляд от потрескавшихся стен и оглядываясь на сестру. — Ты и я. И мы вместе. Там нечего бояться, что бы мы ни почувствовали и что бы ни нашли, даже если это будет совершенное «ничего». Мы пришли сюда вместе и уйдем вместе. Просто войдем туда — и все.

Горошинка изучает мое лицо, пытаясь разгадать, что значит эта моя новая уверенность в себе, и я знаю, что она чувствует мой оптимизм и нетерпение. Но при этом не может понять, откуда все это взялось.

Пиа знает или догадывается, что мама сделала что-то, что выглядело в ее глазах как ужасный грех, нечто такое, что разрушило ее жизнь. А если Пиа узнает о том, что подумал Брайан, если узнает, что я рискую просто для того, чтобы проверить кое-что, чего в принципе не может быть, она наверняка захочет меня прикончить.

Мистер Джиллеспи явно не слышит нашего разговора. Он все говорит и говорит, и мы идем за ним, пока внезапно не упираемся в тупик из охранного ограждения.

— Ну нет, на территорию местной «крыши» вы бы точно не захотели попасть. Никому неохота входить в двери бара «Джемини Лаундж»[4]. Добром это никогда не заканчивалось. Я лично всегда старался держаться от них подальше, вовремя платил и не высовывался. Они были уверены, что я — мелкая сошка. А я был рад и счастлив, что они не обращают на меня внимания. Что ж, леди, мы на месте. Вот и ваше наследство! По крайней мере, половина его — точно.