— Слушайте. — Стефани наклоняется к нам, врезая каждое слово с хирургической точностью. — Я знаю, что вам пришлось через многое пройти, но вы не должны никому об этом говорить. Нельзя теперь идти в полицию. Очень важно, чтобы вы этого не делали. Ее больше нет. Он уже не причинит ей вреда. Но если власти узнают о том, что мы сделали… Здешние люди злопамятны, я и сейчас могу пострадать, и, может, для вас это немного значит, но дело не только во мне. Это коснется и вас. В ту ночь, пока она ждала, мне пришлось… — Стефани замолкает, ее взгляд проваливается в воспоминания. — Мне пришлось проделать множество сложных вещей, обратиться за помощью к очень серьезным людям. Вы понимаете, о чем я говорю? Я заплатила цену, но это была моя цена. И после той ночи… мне пришлось выйти замуж за человека, который помог все устроить. Таково было его условие. Я вышла за него замуж, и это был очень плохой брак, потому что он сам был плохим человеком. И чем больше я его узнавала, тем более жестоким и непонятным он становился. Но я не могла его бросить, и он прекрасно это понимал, потому что знал обо всем остальном. В его силах было причинить вред — и не только мне, но и ей. Теперь он мертв, и я по нему ни капли не тоскую. Но те люди, на которых он работал, никогда ничего не забывают и не допустят ни малейшей утечки. Так что вам нужно понять — все сделано. Все кончено. И не говорите об этом ни с кем за пределами этого кабинета. Никогда. Не только ради меня, но и ради самих себя.
Когда Стефани опускает взгляд, на меня накатывает сочувствие.
Должно быть, последние тридцать лет в одиночестве, вдали от горячо любимой сестры, замужем за нелюбимым человеком дались ей нелегко. Она думала, что у нее нет другого выбора, кроме как навсегда отрезать себя от моей матери. Она не знала, что именно это вынудило маму чувствовать себя брошенной на произвол судьбы.
— Если бы я знала… Если бы я только знала, что все это навсегда останется с ней, что она так никогда и не сможет выкинуть случившееся из головы… если бы я только знала, что она никогда не будет счастлива после тех жертв, которые нам пришлось принести…
Она вздрагивает и поднимает взгляд на Джиллеспи.
— Вы бы никогда их не принесли? — спрашиваю я.
Стефани снова вскидывает голову, и ее взгляд впивается в меня, изучая каждую черточку. Я знаю, что она видит этого человека во мне.
— Луна… — Она произносит мое имя очень осторожно. — Вы должны понять, что я бы сделала все то же самое еще раз. У Мариссы просто не было выбора. Мне нужно было дать ей шанс. Я должна была. Я любила ее. Я бы в самом деле сделала для нее все, что угодно, точно так же, как ты сделала бы что угодно для своей сестры.
— Почему вы не спрашиваете, как звали этого человека? — говорит мистер Джиллеспи, поворачиваясь спиной к окну и глядя на меня. — Не хотите узнать, кто ваш отец?
— Я знаю, кто мой отец, — отзываюсь я.
Интересно, не об этом ли спорили Джиллеспи и Стефани прямо перед тем, как мы пришли, — говорить ли нам правду?
— К тому же я знаю имя человека, который изнасиловал мою мать.
Стефани замирает в кресле, ее плечи опускаются, и даже Джиллеспи, несмотря на профессиональную выдержку, удивленно приподнимает бровь.
— Откуда? — спрашивает Стефани и внезапно вздрагивает от страха. — Мы поклялись, что никто и никогда…
— Я говорила с миссис Финкл о том, что было после того, как уехала мама, и она упомянула еще одного человека, который также исчез в ночь затмения. Он пропал в самый разгар и больше не вернулся. Отец Фрэнк Делани. Это ведь он, не так ли?
— Да. — Стефани опускает взгляд, и у меня окончательно пропадают все сомнения.
— Когда ты узнала? — дрожащим голосом спрашивает Горошинка и смотрит на меня полными слез глазами. — Это ее священник?
— Прости, я хотела тебе рассказать. Я собиралась, но… — Я снова поворачиваюсь к Стефани. — Мы бы никому об этом не рассказали, даже папе… Генри, я имею в виду. Тебе не о чем беспокоиться, Стефани.
Стефани кивает, потом поднимается и отходит к двери.
— Я скучала по ней каждый день все эти тридцать лет. И всегда буду скучать. Я думала, она сможет наслаждаться жизнью и быть счастливой, быть такой, какой и должна была быть. Я узнала о тебе только после того, как ты родилась, когда она прислала мне фото в письме. Наверное, я должна была ответить, я хотела написать ей, но Кертис мне не позволил. После того как мы поженились, он не давал мне видеться ни с кем из моих старых друзей, а когда я упоминала о Рисс, он просто приходил в бешенство. Папа был болен, весь район катился к чертям, и я подумала: что теперь, малышка, что же теперь? По крайней мере, у тебя есть ребенок! Я завидовала ей. Боже, помоги мне! Когда Кертиса пару лет назад не стало, я поняла, что прошло уже слишком много времени, чтобы попробовать еще раз.
— Нам очень жаль, что весь этот хаос влез и в твою жизнь, — говорю я тетушке, и выражение ее лица смягчается. Она слабо улыбается, и в этот момент мне удается уловить в ней проблеск той девушки, которую я встретила в прошлом.