Она с грустью усмехнулась. Он провел рукой по ее волосам, поцеловал в лоб.
– А знаешь, я ведь, глупая, ждала тебя, накрыла стол, но праздник не повторился, впрочем, как и в последующие годы. Та ночь осталась в памяти навсегда и никакая другая с ней уже не сравнится. – Она закусила губы, сказала, наигранно упрямо: - Ты все для этого сделал.
- Маша. – Он застонал, и в этом стоне она различила неприкрытую боль.
- Что? – она посмотрела на него. – Ну, скажи, почему ты не пришел? Где и с кем провел ту ночь?
- Во-первых, ты не глупая, Маша. – Он повернулся, поцеловал ее нежно, едва коснувшись, в самый кончик носа. – И у нас будет новая новогодняя ночь, которая по эмоциям переплюнет ту. У нас их будет тысяча, хочешь?
- Звучит пугающе. – Маша тихо засмеялась. – Особенно, если сравнивать с той. Да и вообще – тысяча! Я не уверена, что столько проживу.
Она вытянулась стрункой вдоль его тела, грустно прошептала:
- Никогда не говори того, чего не будет. И не обещай. Ты уже однажды обещал мне.
- Я вернулся, малышка. Но опоздал.
Перед глазами летит и кружится заледенелая дорога, визг тормозов, кювет, небо меняется со снежным покровом местами. Адская боль по телу, холод, ее лицо, что мерещилось перед тем, как он отключился.
Она, не дыша закусила губы.
- Я уехал так надолго… - Он с шумом выдыхает, садится на смятой постели. Взъерошил руками волосы. – Маша, прости, но мне надо было уехать, прекратить это всё.
- Что это всё? – спросила она с болью, ее рука замерла на его шее. – Моя любовь? Я задушила тебя своей любовью?
Он молчит. Она поднялась, подошла к окну. Руки задрожали от волнения и страха – неужели сейчас он скажет, почему не пришел и она узнает правду, о которой могла лишь догадываться.
- Что за глупости, малышка? – он тяжело вздохнул. – Ты же сама видела, я был сам не свой. Не хотел я никуда уезжать, не нужна мне была эта учеба!
- Тогда зачем?
Луна серебрила желтые воды Фонтанки, что взволнованной рябью шли от дуновения ветра. Напротив, через реку Шереметьевский дворец, в нем музей музыки. В окне второго этажа полыхает свет – она видит очертания человека.
Маша взмахнула рукой, фигура помахала в ответ. И на душе на смену грустной трели пришла легкость. Совсем недавно она посещала этот дворец, наслаждалась концертом классической скрипки. И как удивительно, даже подумать тогда не могла, что совсем скоро окажется в доме напротив, обнаженная телом и душой для того, о ком в тот час молило сердце.
Маша улыбнулась, вздрогнула, вскинув голову – свет на втором этаже погас и она обернулась. Максим сидит на краю кровати. Мышцы рук напряжены, по любимому лицу ходят желваки.
- Не ответишь?
- Отвечу. – Он смотрит в глаза и говорит: - Я уехал, потому что не мог иначе. Весь на пределе был от нервов, Маша. Они хотели, чтобы я бросил тебя, оставил одну навсегда! Отец с матерью с угрозами и скандалами. Я пошел по наименьшему пути, как мне тогда казалось. Пойти им навстречу, сделать то, что они хотят, но спустя время вернуться!
Маша горько усмехнулась:
- Ты так и сделал. Ты бросил меня, так как они и хотели.
Он хмыкнул в ответ, зло, встряхнув головой:
- Они не дали бы нам жить спокойно вместе! – он смерил ее долгим взглядом. – Я уехал на время, чтобы они успокоились, чтобы мать с отцом оставили нас в покое, чтобы эта мерзкая Ирина Александровна не пугала милицией. Эта депутатша же ходила ко мне с участковым, с полоумными своими избирателями, которым вешала лапшу на уши и они обвиняли меня во всех смертных грехах. Совратил, только и говорили.
Он усмехнулся.
- Но тебе восемнадцать уже было, и она не знала, как обыграть, а так бы закрыли давно. Денег хотела. И я ей дал денег. Но видимо мало. И родители, словно с ней заодно, лишь бы я сломался и бросил тебя. У них планы на меня грандиозные были – столичный вуз, бизнес…
Макс хрустнул костяшками пальцев, опуская голову.
- Почему ты не сказал мне об этом сразу? – Маша замерла в сомнении. Снова поверить ему?
- Зачем? Чтобы ты думала, что я трус? Сбежал от тебя, от ответственности за тебя?
Маша отошла от окна, прижалась спиной к стене, подняла голову к потолку.
- Я все равно ведь так и подумала.
Он невольно выдохнул, посмотрел на ее губы, что по-детски надулись от обиды, на тонкую шею, на грудь с торчащими сосками, протянул руку, жадно глотая слюни.
- Ну, теперь-то я рядом. Иди ко мне.
Маша не пошевелилась. Максим усмехнулся, поднялся сам, подошел, заглянул в глаза. Она часто-часто заморгала, прогоняя не прошенные слезы. Его пальцы легли на ее шею, губы в губы – поцелуй чуть грубый, страстный и голодный до головокружения. Она отпрянула, хватая ртом воздух, он ослабил хватку, припал губами к красной от его пальцев шее, обхватил ее бедра. Снова его губы по ее лицу, она закрывает глаза, обхватывая его ногами. Он вжимает ее в стену, дышит горячо, со свистом...
Ее глаза закрыты, тело и душа полны им.