Он в ней – как же легко и быстро он берет то, что хочет. А она дура, счастлива – здесь и сейчас. И плевать, что в лифте камеры и консьерж стыдливо отводит от монитора глаза, плевать, что она обещала себе и мужу, плевать, что он берет ее, не любя…Она распахнула глаза – он смотрит на нее синими своими глазами, и она летит безоговорочно в его бездонную пропасть.
***
Маша уткнулась лицом в подушку, когда он выпустил ее из рук. Постель смята, с открытого настежь окна по подоконнику хлещет дождь.
- Холодно. Закрой.
- Ты успокоилась? – спросил он, отходя к окну.
Она повернула голову – его голый торс сводит с ума. И она не лежит на смятой простыни, а парит в облаках. Под вот этим серым Питерским небом, что грозной тучей нависает над домом. Счастлива, как никогда.
- Успокоилась? – Он вернулся, сел рядом.
Да. – Она повернулась и легла на спину. Он скользнул взглядом по ее груди и животу, она прикрылась руками. Максим усмехнулся.
- Глупая.
- Пусть так.
- Не спал ночами, все о нас думал. Извелся весь без тебя, а ты снова что-то себе придумала. Просил же – просто жди.
- Я разучилась верить людям.
- Да что мне сделать, чтобы ты поверила?! – он схватил ее, прижал к себе.
- Она говорила, что ты бросил меня, устав жалеть. – Маша уткнулась носом в его грудь.
- Бред. – Отозвался он. – Она – это кто? Кто это сказал?
- Татьяна. – Маша горько усмехнулась. – Макс? Почему ты женился именно на ней?
Она выдохнула. Сердце встревожено замерло.
- Так сильно любил её?
- Сильно залетела. – Сказал он, нервно, усмехнувшись. – Никогда не любил.
Маша хмыкнула.
- Значит, сильно старался.
- Нет, Маша, это было один раз. Случайно, даже не помню ничего, пьяный был. Вот и женился. Плевать было – надо, так надо. Я домой с тренировки пришел, а она у нас дома, в слезах вся у матери на груди. Беременна говорит. Не мне сказала, а матери моей сразу. А та и рада – Татьяна дочь ее подруги, какая девочка хорошая из приличной обеспеченной семьи. Я даже слова не сказал. Просто развернулся и вышел. Уже потом подумал, какого черта?! А в тот момент мне все равно было. Тебя нет. И все вокруг потеряло смысл.
Она резко отпрянула.
- Они сказали, что ты изменял мне. Тогда. Всегда. Был с ней, пока я жила у родственницы, пока в больнице лежала. Я знаю, это уже не важно, но все же? Я ведь верила тебе всегда.
- Врут. – Сказал он хладнокровно, выдохнул с жаром: - Никто не нужен был никогда. Однолюб я, дура ты! Что ты слушаешь, кого попало? Я же твой весь бесконечно!
- У вас ребенок. А мой идиот не даст мне развода, он представляешь, вешался при мне!
- Трус! – выдохнул Макс, щелкнул в воздухе пальцами. – Только так и может удержать. Разведется, как миленький. А от сына я не отказываюсь, буду помогать, ребенок не виноват. Да у нас свои дети будут, у нас будет нормальная семья, Машка!
Он повалил ее на кровать, уткнулся носом в ее лицо. Она зажмурилась, сказала шепотом – боль глушила голос.
- Не будут! Ничего не будет, слышишь?! – Перед глазами – больничная палата, стрекот ламп. – У нас с тобой никого никогда уже не будет!
Он поднимает голову, в глазах – недоумение и страх.
- Малышка, ну что ты такое говоришь? – он прикоснулся рукой к ее щеке, по которой потекли слезы.
- Не будет. – Она вновь всхлипнула, горечь саднила горло. – Я, наверное, не смогу больше иметь детей, после… Хотя врач такого не говорил, но...
Он нахмурился, взял ее за подбородок, заглянул в глаза.
- Я бежала с ним и уже здесь, в Петербурге, узнала, что беременна от тебя.
- Что? – он пошатнулся, резко сел, повторил осипшим голосом: - Что ты сказала?
- Он сказал, что я еще маленькая, что ты не вернешься… Говорил мне каждый день об этом. А я ревела, нервничала. Днем радовалась, что во мне есть ты, а ночью он ко мне – его руки, губы, и мне плохо… Мне тошно. Противно. Он говорил, оставим ребенка, и я думала, рожу и уеду, к тебе вернусь.
- Маша, как же так... Почему ты сразу не вернулась? О, господи!
Он поднялся, держась за голову. Простонал, когда она продолжила:
- Я не знаю, как я пережила это все. Я умерла тогда, той ночью, когда ты не пришел. И впала в забытье тем днем, когда Алеша привел меня к врачу. Я не соображала ничего, я была так напугана и расстроена, когда потеряла его. Я… Макс, прости меня? Я не смогла его ни сберечь, ни сохранить, ни выносить... Нашего ребёнка! Себя я уже никогда не прощу.
Он обхватил ее и прижал к себе. Она плачет, он с силой закусывает губы. Держится. Молчит. И все же чувствует, как перед глазами все мутнеет от пелены слез. Его Маша и их ребенок…
Он целует ее мокрое от слез лицо, гладит ее по голове, целует губы. Она плачет у него на груди, в которой с дикой болью стучит его сердце. И он кусает губы до крови, всхлипывает вместе с ней. Эта боль прорывается наружу, она сильнее него. Он никогда почти не плакал, даже в детстве. Впервые горько, когда она от него ушла. И сейчас, когда, наконец, вернулась.
Он целует её губы, не стесняясь чувств. Одно на двоих дыхание и одна любовь, притупляющая боль.