Письмо из прошлого

Они шли по коридору училища, а все вокруг отчаянно шептались – замухрышка Котовас и Максим – выпускник этого же заведения, гордость, чьи спортивные достижения за годы учебы – он мастер спорта по боксу, призер чемпионатов – до сих пор были отмечены на доске почета. На встречу попалась учительница английского, радостно поприветствовавшая Максима, обратилась к Маше:

- Маша, ты что, уходишь? – Она нахмурилась, поправила очки. – А у нас сегодня по расписанию еще пара английского языка.

На щеках Маши вспыхнул румянец, Максим же сказал:

- Ольга Васильевна, можно она сегодня пропустит?

- Максим? – учительница сложила руки крест-накрест. – Что это такое? Это ты мог пропускать, потому что отличником был, а у Маши одни тройки.

- Так ты троечница у меня? – он удивленно вскинул брови, слегка ущипнул ее за бок. Маша уже горела от стыда, и желание внутри только одно – бежать. Но она улыбнулась, кротко кивнув.

Максим вздохнул, заверил Ольгу Васильевну:

- Обязуюсь подтянуть ее успеваемость. Займусь ее учебой в самое ближайшее время.

Учительница хмыкнула:

- Вот лучше учебой и займитесь, а не тем, чем вы заняты. И да еще: целоваться на крыльце перед окнами учительской, совсем не обязательно.

- Понял. – Максим покраснел. – И это тоже исправим.

- Не исправим, Максим, а устраним.

- Так точно, устраним.

Ольга Васильевна улыбнулась, дотронулась до его плеча:

- Ладно, дети, отдыхайте, а ты Маша помни, в пятницу контрольная!

Маша кивнула, крепче сжала букет цветов, спрятанный за спину, и когда учительница отошла, бросилась вслед за Максимом вниз по широкой лестнице.

А на заднем дворе он кружил ее на руках, и она чувствовала себя невесомой снежинкой, такой же легкой и искрящейся от счастья. Он предложил ей прогуляться и зайти в кафе, но она отказалась. Вместо этого бежала от него по заснеженным тротуарам, а он ловил её, целуя холодные губы, а потом снова выпускал, и она снова бежала, наслаждаясь февральским ветром, бьющим в раскрасневшееся лицо; снегом, хрустящим под ногами; его глазами – синими, как океан, смотрящими влюблено в самую душу. А когда на город опустились фиолетовые сумерки, они продрогшие, вернулись к школе, рядом с которой был припаркован его автомобиль.

Маша села на переднее сиденье, в нетерпении подставила пальцы к печке.

- Ну, дуй же тепло, дуй.

Максим засмеялся.

- Не нагрелась еще машина, подожди.

- Не могу ждать. – Маша игриво надула губы, прибавляя тонкими пальцами температуру воздуха. – Я вся замерзла.

- Конечно, ходить без варежек. Ты свои пальцы видела? Они же светятся, какие тоненькие!

Маша фыркнула, снова засунула пальцы в отверстие печки.

- Вобла ты моя!

- Чего?

- Дерзкая сушеная вобла! – Макс засмеялся, укрываясь от ее нападений – она попыталась ударить его ладошками. – Моя вобла, говорю!

Он схватил ее внезапно, с силой прижал к себе, да так, что Маша невольно со стоном выдохнула.

- Что ты улыбаешься? – спросил он, улыбаясь и слегка кусая ее за кончик носа.

- Люблю! – она улыбнулась еще шире, глаза заблестели счастьем.

- Кого? – притворно хмурясь, спросил он.

- Тебя! – вскрикнула она и попыталась вырваться.

- Люблююю. – Передразнил он. – Да что ты знаешь о любви, ребенок?

- Да я тебя, сейчас! – Маша игриво набросилась на него, он засмеялся еще громче, а потом ловко обхватил и завел ее руки за спину, припечатал к двери автомобиля, навалившись на нее всем своим весом.

- Тяжелый. – Закряхтела Маша, сдаваясь и тяжело дыша.

- Тяжелый? – он снова притворно нахмурился, продолжая смеяться. – Точно?

- Да!

- А ночью я не был тяжелым.

Маша довольно цокнула, закатила глаза.

- То было ночью. – Прошептала она и зажмурилась от улыбки.

- Свинка ты моя, морская! – он поцеловал ее в губы.

Его губы теплые и влажные, сладкие, как конфеты, и Маша зажмурилась еще больше.

- Так вобла или свинка? – Она открыла глаза, и снова разум отступил, потонул вместе с хозяйкой в его синих глазах. – Вы уж определитесь, Максим. – Произнесла она уже чуть тише, почти задыхаясь, но не от тяжести его тела, а от нарастающего желания. Желания принадлежать только ему, растворяться в нем, давая ему возможность раствориться в ней.

- Свинка, потому что от тебя еще молоком пахнет. – Сказал он хрипловато, слегка провел губами по ее шее.

- Тогда уж корова. – Маша выгнула спину, обхватила рукой его шею, провела по ней пальцами, взъерошила волосы. – Поцелуй меня.

***

Она знала, что любит, знала, что доверяет, знала, что хочет быть с ним. Каждую секунду она желала видеть его рядом, чувствовать его требовательные губы, ощущать его резковатые движения, и как удивительно, он заставил ее поверить в себя, заставил забыть все, что было до него как страшный сон. Она и не вспоминала больше прошлое, жила только минутами, проведёнными с ним наедине. Она жила им, дышала им и все никак не могла надышаться.

- Да какая из тебя корова? Так, маленькая свинка. – Он усмехнулся, дотронулся кончиком языка до ее губ, отпрянул.

- Дурак! – Маша наигранно причмокнула губами, делая вид, что дуется. – Ну!

- Что мычишь?

- Ну, Макс!

- Да что? – он улыбнулся.

- Целуй.

- Не хочу!