Письмо из прошлого

Изображение в зеркале криво улыбнулось, узкие щелочки глаз совсем не стало видно. Маша тряхнула головой, провела рукой по зеркалу – это не она, это другая Маша из какой-то параллельной вселенной. Она не может быть такой, она другая. И словно в подтверждении этому, с кухни донесся голос матери, и показалось даже, что на плите что-то шипит, возможно, жарится молодая картошка, привезённая с дачи, а вот и отец, что–то играет на гитаре и Маша улавливает его тихий баритон. Изображение в зеркале вдруг дико засмеялось, расплылось в довольной улыбке, и Маша испуганно отступила назад, не понимая, что сотрясает ее не от обиды на зеркало, а от вырывающегося наружу собственного смеха.

Бутылку водки она нашла в гостиной за диваном, полную, еще не распечатанную, отец, видимо, берег на какой-то особый случай, но случай так и не наступил. Маша вцепилась в крышку зубами, с хрипом, словно зверь, рванула на себя и облегченно вздохнула, когда пробка отскочила в сторону. Обжигающий напиток скользнул по горлу, горячей волной разлился по телу. Он все лился и лился, а Маша все стояла посреди комнаты с запрокинутой вверх головой и смотрела на фотографию матери на стене и рядом свою, сделанную меньше года назад, когда родители были еще живы. Она так и стояла, пока не отпила половину бутылки, зашла кашлем, когда дыхание перехватило, осела на пол, совершенно ничего не видя перед собой, узкие щелочки вдруг сомкнулись, и она прогрузилась во тьму. Так и лежала посреди затоптанного пыльного паласа, свернувшись клубком, улыбалась, слушая, как поет на кухне отец, и причитает мама…

***

Максим подошел к двери, с неприятным чувством посмотрел на приколоченный к двери деревянный крест, искренне считая, что это уже слишком, прислушиваясь, постучал. Переложил тяжелый пакет с продуктами из одной руки в другую, улыбнулся, ожидая увидеть бабу Лиду, но дверь квартиры двадцать восемь никто не открывал, зато сзади послышался скрип и голос Анны Кузьминичны:

- Максим, это ты?

Он обернулся, женщина надела на нос очки, улыбнулась.

- Это я, здравствуйте. К Маше пришел, но что-то никто не открывает, они никуда не уходили, не знаете? – он был уверен – соседка все знает.

- Лидия еще вечером обратно к себе уехала. Почти сразу, после похорон.

- Как это? – Он нахмурился, в груди неприятно заныло. – Как уехала? Одна? А как же Маша?

Анна Кузьминична растерянно пожала плечами.

- Неслышно Машу. Тишина.. Ну, мало ли, вдруг ревела бы, стены то тонкие, все слышно, хоть и лестничная клетка между нами. Но тихо было, как в раю.

Максим выгнул брови, посмотрел на дверь, вновь постучал по ней со всей силы, с той стороны послышалось шуршание, дверь щёлкнула, и в приоткрытую щель он увидел заспанное лицо Маши.

- Малышка, привет. – Он слегка толкнул дверь, но Маша не позволила ей открыться.

- Уходи, я не хочу никого видеть.

- А к тебе никто и не придет кроме меня, так что давай, не дури, открой. – Прошептал он, обернулся – любопытная соседка все еще стояла на пороге своей квартиры и с интересом наблюдала за происходящим. – Открой, я зайду.

Маша сдалась, отступила на шаг назад, убирая от двери подставленную ногу, впустила его вовнутрь, поспешно отвернулась, когда он взял и включил в коридоре свет.

- Как ты? – он попытался ее обнять, но она увернулась, хотела войти на кухню, но вздрогнув, замерла на пороге – красный абажур слегка раскачивался над столом от проникающего сквозь старые рамы ветра. – Маша?

Он все-таки развернул ее к себе, заглянул в ее опухшее лицо, поцеловал влажными губами в холодный нос, с ужасом подумал о том, что пережила она.

- Как ты? – вопрос прозвучал глупо, но он действительно желал знать на него ответ.

Она пожала плечами, вздохнула, все-таки переступила порог кухни, села на табурет. Он вошёл следом, поставил на стол пакет с продуктами, достал шоколадку, но она безразлично скользнула по ней взглядом.

- Голодная?

Маша мотнула головой.

- Тебе надо поесть. – Сказал он твердо, засуетился на кухне: включил плиту, достал из пакета овощи и картошку. – Сейчас пожарим картошки, хочешь ведь, правда? Я думаю, хочешь, особенно учитывая, что накануне ты много пила.

Она вопросительно вскинула голову.

- От тебя жутко пахнет спиртным. – Он подошёл, присел на колени, поцеловал ее вечно холодные ладони. – Я приготовлю, а ты иди, прими душ, станет легче.

Маша согласно кивнула, ей, в общем-то, было все равно, что делать – хоть идти мыться, или спать, или сидеть так неподвижно на табурете еще целую вечность или вовсе умереть. И потому она покорно встала и машинально, точно робот или веревочная кукла пошла к ванной. А там снова незнакомая повзрослевшая девушка с бледно коричневыми выцветшими глазами смотрела на нее, то сочувственно морща лоб, то с немым укором, то издевательски, улыбаясь.

Нет – Маша мотнула головой – этой незнакомкой не может быть она.

– Кто ты? – незнакомый голос прозвучал с вызовом и хрипотцой.