– Мне восемнадцать. Я в школу в восемь лет пошла. – Она хмыкнула. – Отец как-то сказал, что они с матерью тем самым хотели продлить мое детство. Спорный вопрос.
Она опустила глаза, закусила губы, на минуту задумавшись.
- А быть может, они и правы. Примерно до лет девяти-десяти, все было прекрасно. Наша семья была семьей, а у меня и вправду было детство.
Парень кивнул в ответ, они встретились взглядами.
- А тебе сколько?
- Двадцать.
Маша села на прохладную лавочку, втянула носом свежий осенний воздух, с грустью подумала о том, что скоро зима и все вокруг снова погрузится в серую мглу. А осень наступала стремительно и совсем скоро она сдаст свою смену зиме. Еще вчера Маша могла ходить без шапки и без куртки, в одном сарафане и тонких капроновых колготках, а завтра, пожалуй, закутается в огромный вязаный шарф цвета сирени, что когда-то росла под окнами их дачи. Маша сразу вспомнила эти цветы, когда увидела шарф на прилавке магазина, а Максим, как обычно ничего не сказав, просто взял и купил его.
- Ты меня не слушаешь? – услышала она, словно сквозь толстый слой ваты, растеряно мотнула головой, прогоняя воспоминания, усмехнулась.
- Задумалась. – Она выкинула истлевшую сигарету в урну, так и не покурив. – Подумала, что это возможно последние сносные деньки, потом снова нагрянет стужа.
- Это да. – Алеша кивнул, сказал вкрадчиво: - Может, погуляем? По парку, например. Что-то совсем не хочется учиться, когда на дворе золотая осень.
Маша удивленная его смелости – несмотря на его возраст, он казался скромным и скучным, даже застенчивым – поджала губы, раздумывая над предложением. С одной стороны – надо бы идти на пары, а с другой – почему бы и нет? Ведь на пары ей тоже идти совсем не хочется.
- А давай!
Алеша, казалось, удивился и восторженно выдохнул.
- Хочу на колесо оборзения.
- Оборзения? – оба засмеялись. – Ты имела в виду обозрения?
- Нет, именно оборзения. – Маша хмыкнула. – Мы его так в школе называли, потому что иногда не успевали с него слезть на ходу и отправлялись бесплатно на второй круг под жуткие недовольства старухи-кассира снизу. А потом приходилось выпрыгивать и убегать от нее, чтобы не заставляла платить.
Маша растянулась в улыбке, смотря вдаль дворика, воспоминание накрыло так сильно, словно это все было вчера.
- Хорошо устроим. – Слова Алёши снова вырвали ее из оцепенения. – А мороженое хочешь?
Маша кивнула.
- И шары? И сладкую вату?
- Да! – она восторженно ахнула, поднялась со скамейки. – Только ты платишь!
Алеша расправил плечи, с гордостью в голосе сказал:
- Конечно я. Идем!
***
Они прошли по внутреннему дворику, он открыл перед ней дверь и они вместе спустились в гардероб.
- А парень твой тебя не отругает?
Маша пожала плечами, покрутилась у зеркала:
- Максим в Москве, вернется только сегодня вечером, а значит, нет.
- Значит, не узнает?
- А ты что боишься? – Маша взяла из рук гардеробщицы свою малинового цвета ветровку. – А? – Она выгнула брови, окинула его изучающим взглядом.
- Нет. – Алеша выпрямился, став даже выше ростом, помог ей с курткой. – Я ничего и никого не боюсь.
- Ой! – Маша засмеялась, подошла к большому зеркалу, подкрасила губы помадой, сказала ему, посмотрев через зеркало: – Ну хорошо.
В троллейбусе номер три они доехали до парка имени 30-летия ВЛКСМ и спустя двадцать минут, Маша уже держала в руках розовую сладкую вату.
Она отщипнула небольшую часть, положила в рот, широко улыбнулась, испытав удовольствие из детства. Ворох воспоминаний снова зашевелился где-то на глубине души и уже перед глазами встали образы отца и матери, держащие ее, маленькую, за руки. Маша мотнула головой, посмотрела на нового знакомого, кивнула ему на колесо, и они пошли по аллее парка к кассам. Алеша молчал, явно смущаясь, вздыхал и краснел, не находя подходящих для начала разговора слов. Машу же это все только забавляло. Она, в очередной раз, прыснув от смеха, резко остановилась и взяла его за руку, от смущения и волнения у того пошла красными пятнами шея, Маша снова засмеялась.
- Расслабься, я не кусаюсь. – Она сильней сжала его руку и вновь зашлась смехом, когда он понял что к чему – его ладонь, как и ее руки, стала липкая от ваты. – Помыть бы руки, и кто-то мороженое обещал.
- Обещал, значит, будет. – Он посмотрел по сторонам.
- Ты будешь делать все, что я скажу?
- Да.
- Оу! Как интересно. – Она аккуратно откинула волосы назад. – Почему?
Алеша вдруг посмотрел в ее глаза и сказал совершенно серьезно:
- Нравишься ты мне, Маша.
Маша фыркнула:
- А я люблю другого!
- Мне все равно. – Он вдруг резко схватил ее за руку, Маша испуганно вскрикнула, с силой отпихнула его.
- Никогда так не делай, понял? – ее глаза гневно запылали, а тонкие ладошки уже сжались в кулачки.
Он даже отступил на шаг, сказал растеряно:
- Извини, у меня просто созрел план. – Он кивнул на искусственное озеро, в котором плавали утки. – Сполосни здесь руки, пока никто не видит?
Маша сморщила нос, но вода казалась кристально чистой.
- Я не дотянусь. – Она попробовала дотронуться рукой до воды, но огораживающий озерцо заборчик не дал этого сделать. – Нет, никак не получится.