Письмо на панцире

— Ну, а твоя голова была в окне медстационара. Эх, Василь, Василь…

— Так то ж ради тебя. И я разрешение получил тебя в нашем стационаре навещать.

— Ну, давай не будем оправдываться. Ты про Розу расскажи.

— Ох эта Роза! Плакала, умоляла: «Миленькие мои, родненькие, возьмите… Клятву даю».

— И взяли её?

— Взяли.

— Диверсанта поймали?

— Поймали. По всем правилам: прожектор был, лодка двигалась неслышно, собака залаяла только, когда обнаружили диверсанта. Он был в ватных штанах и в стёганке с длинными рукавами, чтобы собака сдуру его, понимаешь, не покусала. Я ж тебе говорил, что всё вроде бы и не понарошку, а вроде бы и взаправду.

— А Роза потом как?

— Будь спокойна. Все обещания выполнила. Можно сказать, перековалась.

В это время зазвучала замолкшая было музыка.

— Ты что же не танцуешь? — спросила Вита.

— Я?

— А кто же?

— Я буду танцевать. Через две недели у нас будет второй тур конкурса. Тогда ведь и тебе танцевать можно будет.

Вита ничего не сказала. Она посмотрела на теперь уже совсем чёрное море с блестящим серебром луны на гребешках плоских волн и подумала:

«Как хорошо жить на свете!»

МАЛЬЧИКИ С КУРИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ

Вите действительно жилось хорошо. Каждый день был праздником. Сначала ей разрешили пойти по Артеку с Верой. Она старалась наверстать пропущенное.

Когда Вера и Вита спустились почти к самому морю, где начинался ряд корпусов морского лагеря, вожатая сказала:

— Подними голову. Посмотри, во-он наверху маленький домик с окошечками.

Вита посмотрела на пригорок и удивлённо воскликнула:

— Какой низкорослый домик! Совсем избушка. Действительно, этот домик с маленькими оконцами казался совсем неуместным среди большеоконных артековских корпусов.

— Здесь жил Зиновий Петрович Соловьёв, — сказала Вера. А Вита подумала: «Приедет папа, и мы обязательно придём сюда…»

Через неделю после первой прогулки с Верой Вите разрешили почти всё, а ещё через десять дней — совсем всё, что разрешалось артековским ребятам. Она купалась и загорала, ездила автобусом на экскурсию по всему Крыму и ха катере вдоль всего побережья южного берега, была в Никитском ботаническом саду, в Ялте, в Алупке, в Мисхоре… И в каждом из этих новых мест её поражало что-то новое и невиданное раньше.

Как хорошо было выздоравливать!

«Вероятно, — думала Вита, — никто из ребят так всему не радуется, как радуюсь я после больницы».

Она подставляла своё лицо солёному ветру, и ей хотелось плыть, — плыть, плыть — час, два, десять часов…

На корме катера, перекрывая шум винтов, громкий голос запевал:

«Пионерская дружба крепка, и сильна, и верна…»

Вита подхватывала эти слова и пела со всеми, кто был на палубе:

Пионерская дружба крепка, и сильна, и верна,
Этой дружбе никто не изменит,
Эту дружбу на все времена
Завещал нам великий Ленин!

Вита не могла просто петь. Когда она пела, ей виделось то, о чём она пела. Кто знает, может быть, поэтому её голос казался звонче и радостней других голосов.

Где-то далеко позади остались больничные дни. Они как бы растаяли в памяти. Может быть, потому, что каждый артековский день был наполнен новыми интересными событиями.

Запомнился ей, правда, и пасмурный денёк. Один такой выпал за два Витиных месяца в Артеке.

Веру в её дежурный день подменил другой вожатый, и она, надев штормовку, пришла за Витой. В дни, свободные от дежурства, Вера скучала без Виты, и девочке не хватало вожатой, которую она полюбила с первого дня.

Вита надела такую же штормовку, защищавшую её от мелкого, как из пульверизатора, дождя, и пошла с Верой во Дворец пионеров. Там была выставка, на которой тоже успели побывать ребята из Витиного отряда во время её болезни.

Теперь они вдвоём с Верой поднимались по широким мраморным ступеням дворца. Это было как бы путешествие в далёкое прошлое. Вита увидела фотографии, на которых были дощатые столы под навесами, на столах железные миски и оловянные ложки в тоненьких руках большеглазых, худых детей.

Была на этой выставке Артека полувековой давности и фотография мачты над первыми артековскими палатками, а под мачтой — от палатки к палатке — полотнище:

«Клянёмся выполнить заветы Ильича».

Когда Вера и Вита рассматривали выставку, они увидели двух мальчиков. Вите показалось, что один из них — Василь. Как же так, — подумала Вита, — ведь только что я видела его на веранде нашего корпуса. Там разучивали какую-то песню. Василь стоял впереди, смешно раскрывая рот, и, может быть, потому, что за ним был хор старших ребят, казался совсем маленьким. Не мог же он, как по воздуху, прилететь во Дворец раньше Виты и Веры.

Да, не мог. Это оказался совсем другой мальчик из другой дружины. Вита ошиблась. Такое с ней уже случалось не в первый раз.

ДЕВЯТЬ ИМЕН