Письмо на желтую подводную лодку

То, что все увидели, когда вошли из сеней в жилье, трудно описать словами (здесь нужна была кисть художника): по дому, как говорят в народе, мамай прошел. Всюду виднелись следы погрома, разгула необузданной стихии: посуда со стола сброшена и разбилась, вилки-ложки — под столом, всякие мелочи — бумажки, тряпицы — раскиданы по комнате, под ногами хрустит — солонка с сахарницей тоже лежат на полу, крупы рассыпаны; досталось и цветочным горшкам: герань со столетником, растерзанные, вперемешку с землей и глиняными черепками валялись у подоконников. Настоящий кавардак творился и на печке. Были исклеваны-изорваны даже пестрые занавески и одеяла, из которых клочьями торчала вата. Баба Маня сразу запричитала, поминая недобрым словом того, кто все это натворил. Ленивая Кисуля на такое была неспособна, да она и гуляла где-то уже вторые сутки. Было совершенно ясно — в запертом доме набезобразить могла только Тиллимова воронушка, но даже старшие удивились: как, раненная, она могла учинить такой разор? Причем самой-то черно-белой безобразницы было не видать. Решили, что ее насмерть придавило каким-нибудь ею же уроненным тяжелым предметом.

«Как еще утюги чугунные не раскидала, хулиганка…» — всхлипнула бедная баба Маня.

Тиллиша же испугался за глупую ворону, боясь, что ее найдут раньше него и строго накажут; стал ползать по дому, заглядывая в разные углы, куда дурашка могла бы забиться. Наконец спасенная Тиллимом птица нашлась, но мальчуган не обрадовался, а горько заплакал: его воронушка лежала на сундуке лапками кверху, черно-белые крылья были аккуратно сложены, глазки помутнели, и клюв был плотно закрыт — в общем, безо всяких признаков жизни. Малыш бережно взял ее, не позволяя никому прикасаться к погибшей птичке, и, продолжая плакать, спрыснул водой из рукомойника — вдруг оживет? Но воронушка оживать и не думала. Как Тиллиша тогда ни протестовал, бабушка заставила любимого внучка вынести ее на улицу и оставить где-нибудь на мусорке — пускай кошки подберут, однако тот задумал на закате тайно похоронить бедняжку.

Баба Маня кое-как прибралась в доме и, вздыхая, взялась готовить обед. После обеда (внучек в тот день есть отказался в знак траура по птице) в дом заглянула соседка — обменяться деревенскими новостями. Когда же она увидела еще остававшиеся следы хулиганского разбоя и узнала, что к чему, то тут же закачала головой — дескать, понятно все и вовсе не удивительно. Оказывается, эту ворону с крыльями разного цвета в деревне уже знали: соседи приютили раненую по доброте душевной несколько дней назад и тоже куда-то отлучились, а та устроила им такой «обыск», что до сих пор золотые сережки и колечко обручальное найти не могут — запрятала в какой-нибудь свой тайник.

«Вороны все хитрющие. А эта — двухцветная — так особенно, — уверяла соседка. — Думаете, она кем побитая, больная? Как бы не так! И дохлой точно притворилась — сейчас опять кого-нибудь разжалобить да обмануть норовит».

Мальчик слушал это открыв рот, а потом побежал за огороды посмотреть, на месте ли мертвая ворона. Искал, искал, да без толку — птицы и след простыл, точно улетела! Тиллиму запомнилось, как он тогда обрадовался, подумав: «Пусть она такая проказница, зато живая».

Раньше казалось, будто все это было вчера, а теперь, делясь иногда с кем-нибудь воспоминаниями детства, взрослый Тиллим с грустью понимал, что нет уже бабы Мани, и дома того нет, в общем, многое вокруг изменилось и немало лет уж прошло. И смысл в этом поучительном случае виделся уже другой: точно было Тиллиму в те ранние годы предупреждение на всю жизнь. Сколько потом таких «раненых ворон» он встретил, только уже в человеческом облике. Бывает, люди пожалуются тебе на жизнь, на свои беды и несчастья, помощи попросят. Поверишь им, примешь их рассказы близко к сердцу, поможешь чем-нибудь, а то и на ночлег оставишь и пригреешь. Они твоей помощью воспользуются, войдут в доверие, а через какое-то время такую гадость или подлость сделают, что даже видеть их не хочется. Но чаще они и сами тут же исчезают из твоей жизни — им бы найти, кого еще обмануть, разжалобить, где повыгоднее устроиться, пригреться…

И представлялась Тиллиму уже не двухцветная ворона, а совсем другое — домашнее животное с пятаком вместо носа, тучное и прожорливое. Не зря отзываются о нем в народе: «Посади свинью за стол, а она и ноги на стол».

Да, слишком часто попадаются среди ближних не «соловьи» с чистой душой, а именно коварные «вороны». Но раз уж есть такие на свете, пускай себе живут. Конечно, «соловьями» они не становятся и «пению» их учить бесполезно, но как знать — вдруг да и проснется в них когда-нибудь человеческая совесть? Ведь есть же птица ворон: кажется, разница с бесстыжей хулиганкой только в ударении да в роде, зато благородной мудростью на весь мир славится.

БУЛОЧКА И ТРИ ПОМИДОРКИ