Письмо на желтую подводную лодку

Под мрачный покров леса вошли как в какой-то иной, таинственный мир. Отряд сразу почувствовал, как прохладен и сыр здесь воздух — точно в подземелье или склепе. Пахло прелью, вековой неприветливой чащобой. Трудно было поверить, что днем кругом светило солнце и была почти тридцатиградусная жара. Школьники старались ни на шаг не отставать друг от друга, освещая путь между двух стен огромных деревьев с замшелыми стволами, перевитыми лианами, слабыми лучиками карманных фонариков. С корявых сучьев клочьями свисала невиданная зеленоватая природная сеть, похожая на паутину. Впереди не слишком уверенно, бесшумно ступая, крался притихший Шурик, вынужденный, однако, соответствовать роли лидера. За ним следовала презиравшая страх темноты Оля Штукарь, потом Тиллим с увесистой корзиной сладких жертвоприношений, который старался быть как можно ближе к своей даме сердца, а в арьергарде крохотного отряда, держась за руки и вздрагивая при каждом шорохе, то и дело запинаясь об исполинские корни, буквально подпрыгивая, поспешали Наташа и Лиза. Однако ничего сверхстрашного на зловещей лесной дороге с восьмиклассниками не произошло, кроме разве того, что, одетые в футболки и шорты, все продрогли, что где-то в кронах жутковато ухали невидимые птицы и, наконец, что одна из них — показавшийся Матусевичу здоровенным филин — почти у самого выхода на шоссе неожиданно спланировала над дорогой в полуметре от впередсмотрящего, пронизав его до подошв фирменных кроссовок пророческим, недобро мерцающим светом огромных глазищ, едва помещающихся на круглом, почти человечьем «лице». Шурик успел только тихо ойкнуть, а крылатый вестник ночи, еще раз ухнув напоследок, слился с непроглядной тьмой чащи.

На шоссе в тусклом свете фонарей отряд остановился, чтобы перевести дух перед тем, как приступить к главной — ритуально-мистической — части похода и отогнать новую неотступную волну страха, накатывающую на юных смельчаков вместе с морским бризом со стороны уже недалекого анакопийского некрополя. Тут Матусевич, многозначительно вздохнув, словно его осенила гениальная догадка, поднял вверх указательный палец.

— А филин-то неспроста на меня так посмотрел! Конечно, сова у греков была птицей Афины и символом мудрости, но для нас важнее другое — сова считалась вестницей из мира мертвых! Значит, это потусторонний знак: мы действительно шли верной дорогой, и мертвые нас уже ждут… Кстати! Уже почти полночь — без пяти двенадцать. Вперед, вперед — нужно спешить!

Эффект от сказанного получился обратный. Лиза с Наташей застыли как вкопанные, жалобно уставившись на Сашу, словно в последний раз вопрошая: «Страшно! А может, не нужно никакого кладбища? Может, еще не поздно повернуть назад? А если мы заблудились?»

Но Шурик уже перешел пустынное в этот час шоссе.

— Если вы заблудились в лесу, то нужно не паниковать, а посмотреть, с какой стороны на деревьях растет мох. Говорят, вид мха успокаивает.

— Слушай, Матусевич, ты что, нарочно у девчонок на нервах играешь? — прошипел разозленный Тиллим, нагнав умника.

— Очень надо! Просто я заметил мистический знак и всех оповестил… Разве я соврал?

Теперь Тиллим не знал, что и возразить: филина он сам видел и, сказать по правде, подумал то же, что озвучил Шурик.

— Да ладно! Идемте, девочки: останавливаться в двух шагах от места несерьезно, — позвала спасовавших подруг Оля.

— А я уже начинаю бояться, может, все-таки не пойдем? — осторожно спросила Наташа.

— Со мной никого не бойся! Слушай анекдот, — подмигнул Матусевич, взяв ее за руку. — Одна девочка так сильно боялась прыгнуть с парашютом, что прыгнула без него.

— Не смешно, — сказала Наташа, но при этом приободрилась.

Ровно в полночь восьмиклассники вышли к древнему некрополю. Здесь, конечно, такой тьмы, как в девственной чаще, не было, но слабо мерцающие звезды, неполная в это время луна и даже свет фонариков не позволяли толком разглядеть самую загадочную местную достопримечательность. Перед «пришельцами» лежал участок земли без единого деревца (посветив, Тиллим обнаружил только редкие кусты белого шиповника и чахлые туи) с некоторым количеством строгих каменных плит и стел, в основном поваленных, да нескольких маленьких, прямоугольных в периметре, почти совсем разрушенных строений, а точнее, небольших фундаментов. Земля здесь была кое-где пересечена малозаметными узкими дорожками со следами мощения белым камнем — мрамором и песчаником, из которых, кстати, были когда-то вытесаны или сложены и все прочие сооружения. Все тут явно представляло собой скудные остатки творений рук человеческих, но дышало безжизненным холодом и такой древностью, что только специалист-археолог мог приблизительно назвать век, когда сюда был положен последний обработанный камень. Впрочем, если бы не проведенные раскопки, здесь до сих пор, наверное, все было бы скрыто от глаз мхом и колючим кустарником. Только в памяти поколений сохранялись бы туманные мифы и жуткие легенды, вроде той, что заставила уральских школьников глубокой ночью добираться сюда пустынной лесной тропой, преодолевая мистический ужас…