Письмо никому

Капитан был пьяненьким еще до посадки в вагон. Да и во время движения часто заскакивал к проводнику. Его подопечные были испуганными, пугались шагов по вагону. Но чувствовали себя почти взрослыми и тоже втихую стремительно напивались — водкой, самогоном, дешевым портвейном.

Многотонные колеса под вагонами раскручивались. Их все сложней было затормозить. Мимо вагонов мелькали значки километров, пикетные столбики. Поезд все глубже уходил в патоку дремотной Азии.

В тот час, когда Егор собирался решительно отправиться в сон, его задержал Антон:

— А ты не боишься, что Геноссе нас выдаст?.. Просто так, со скуки?

— Ты, вероятно, слишком много пересмотрел фильмов. Мы с ним делили хлеб и кров — на этой земле такие пустяки по-прежнему сближают. К тому же, Геноссе — определенно не дурак. Он помнит, чем закончили наши первые конкуренты. При чем заметь — они тоже не были врагами этим ребятам. Просто они оказались лишними.

Меж тем за их спинами уже зрело предательство. Не то самое, всеобъемлющее, от которого захватывает дыхание. Но приятней от этого не становилось.

***

Из сотен, тысяч факсов по всей России выползла бумажка — ориентировка. Она и изначально не отличалась качеством. На ее же копии оттиснулись тараканы, раздавленные в исходящем аппарате, потертости, царапины на валиках принимающего факса, просто случайные помехи, собранные по дороге. В результате получилась картинка цвета равномерно серого. На фотографиях проступали отсутствующие у оригинала шрамы и оспины, непостижимым образом кривились губы, злодейски обнажались вампирьи клыки. Да что там — казалось, перешли этим факсом даже лик святого, блаженного — все равно получится преступник или хотя бы великомученник, запечатленный как раз во время этих самых мук.

И дежурный брал бумагу, множил ее на стареньком ксероксе, тем самым усугубляя оттиски раздавленных тараканов, царапины валиков и помехи.

Затем эти копии разносят и пришпиливают к той самой, легендарной доске: «их ищет милиция», которую на вокзале читают только дети и пассажиры, зажавшие деньги на газету в дорогу.

Дежурный оборвет самые старые ориентировки — свежие приходили регулярно, а вот сообщать о пойманных как-то забывают. И если ободрать обрывки до дерева, может, удастся найти ориентировку на такого себе Емельяна Пугачева.

А пока — бумага стареет, желтеет, дети от скуки дорисовывают бороды, очки, фиксы…

Рожа получается — приходи, кума, любоваться. Такой, если встретится, то лучше обойти его десятой дорогой. Да еще если учесть, что хотя бы треть написанного в ориентировке правда, то страшно становится и милиционерам.

И все бы сложилось просто великолепно, если бы дежурный не стал бы наклеивать на доску обновления, а, как предыдущие пять месяцев, остался греться возле радиатора. Но нет — он оттаял и решил прогуляться, а заодно и обновить макулатуру на доске розыска.

А всего через полчаса с работы шла молоденькая кассирша. Не выходя из здания вокзала заметила — на площади скучают три таксиста, а единственный автобус в городе еще не прибыл к конечной. И чтобы не мерзнуть на ветру, она осталась в здании вокзала. Пока ожидала, со скуки стала перечитывать объявления про розыск. И странное дело — одна ориентировка показалась ей смутно знакомой, хотя ее и не было день назад.

Она вчитывалась и краснела до корней волос — надо же, такой жуткий человек, но купил у нее билеты и даже никого не убил…

На минуту кассирша задумалась — ведь при нем был молоденький, симпатичный, тот самый, который обещал позвонить… Но он, очевидно, не преступник — о нем ведь в ориентировке ни слова. Просто несчастная жертва, обманутая злодеем…

Она была неуверенна в своем решении, пока не прикоснулась к ручке двери отделения милиции. Окажись она запертой, она бы просто повернулась и ушла бы на привокзальную площадь, тем паче, что там единственный в городе автобус выгружал своих немногочисленных пассажиров.

Но дверь отделения предательски легко распахнулась.

— Глядите-ка, принцесса зашла, — отозвался старшина, уже давно положивший глаз на кассиршу, — а что, главный выход закрыли?

Отступать было некуда:

— Я должна сделать заявление… — начала кассирша…

Дорога

В городе Сырборске Егор потерял где-то сорок долларов, которых стоил его мобильный телефон. Четыре банкноты по десять долларов, с овальным портретом из которого Александр Гамильтон печально смотрит куда-то в сторону. Печально — вероятно, из-за того, что, во-первых, вопреки всеобщему заблуждению на долларовых банкнотах печатают не только президентов. А во-вторых, из-за того, что он, министр финансов Гамильтон, этот факт подтверждает…

Но не будь этих сорока долларов, выкинутых в мусорное ведро в Сырборске, возможно, вся партия оказалась бы проигранной.

Не смотря на совершенно пустую трассу, поезд едва тащился. То ли он шел по расписанию, которое уже с полвека никто не удосужился изменить под более скоростные поезда. То ли дома машиниста ждала нелюбимая жена, к которой не хотелось возвращаться.