– Именно. После того сражения отношения наших держав осложнились, до открытой войны не дошло лишь чудом. Вполне вероятно, что передавая информацию англичанам, полковник рисковал выдать себя афганцам. А действия Британской империи едва ли пришлись бы им по душе.
– И все же… Это лишь наши предположения! Признаться, мне сложно в это поверить…
– Я понимаю. Однако вспомните текст письма поручика вашему отцу. То, с какой осторожностью он подбирал слова, где находился во время боя… Все это могло указывать на то, что убийца, о котором идет речь, вовсе не рядовой солдат. К слову, помните, мы предполагали, что убитый в лагере солдат мог быть посыльным? В списках погибших значится унтер-офицер Колокольцев, сопровождавший Верескова во время его переговоров. Сами переговоры проходили без Колокольцева, но он вполне мог что-то заподозрить. Но что более странно: по словам свидетелей Колокольцева последний раз видели вечером за два дня до боя. Письмо поручик Милославский написал за день до сражения. А уже после сражения Колокольцев был посмертно признан его участником. Думаете, подобное можно было бы устроить без ведома командира?
– А если это совпадение?
– Раз так, я могу добавить еще одно. Напомните, во что любит играть ваш отец?
– В шахматы, – не раздумывая, отозвалась Элен.
В следующий миг ее настигло новое озарение. Яркие лучистые глаза удивленно распахнулись, точеные губы приоткрылись, выпустив изумленный вдох.
– Вы хотите сказать…
– Я ничего не хочу сказать, – поспешно прервал ее Виктор. – Однако ваш отец отмечал талант Милославского именно в игре в шахматы, а не в карты. Разумеется, людей, которые любят и шахматы, и карты в одном только Петербурге несколько сотен, если не тысяч. Стоит ли говорить, сколько любителей по всей империи.
– Но тогда я не понимаю…
– Слишком много совпадений. А на своей службе я привык, что цепочка совпадений всегда приводит к закономерности.
Они помолчали, затем Элен тихонько шевельнулась.
– Что мы теперь будем делать?
– Вы – ничего.
– Виктор Андреевич, перестаньте…
– Елена Павловна, это все слишком далеко зашло. Я обещал вам все рассказать, я это сделал, но меня не покидает чувство, что это было моей ошибкой.
– Я убедила отца обратиться к вам, поскольку знала, что вы не подведете, – возразила Элен.
В ответ Виктор дотронулся до ее руки, нежно погладил пальцы и поцеловал их, аккуратно сжав в своей ладони.
– Ни за что на свете я вас не подведу, слышите? – неожиданно прошептал он. – Но ничто не заставит меня поставить ваше благополучие под угрозу. Потому мне остается только надеяться, что однажды вы простите мне все мои недомолвки и спорные поступки.
– О чем вы?..
Отвечать Виктор Андреевич не стал: резким движением он поднялся, подхватил бумаги и сюртук и вышел. Прежде, чем Элен успела последовать за ним, резная дверца чайного домика захлопнулась, щелкнула щеколда.
От унижения и возмущения Элен едва не задохнулась.
– Виктор Андреевич, не смейте! Откройте немедленно!..
Он вновь промолчал. Сквозь деревянную резьбу на ставнях она заметила вышедшую из дома Лидию. К ее сожалению, Виктор Андреевич тоже ее увидел и быстро зашагал ей навстречу.
– Лидия Степановна, могу я попросить вас об одолжении? – донеслось до слуха Элен. Растерянно потупив взгляд, Лидия кивнула. – Я знаю, вам дорога Елена Павловна так же, как и мне. Потому я прошу вас: до моего возвращения не выпускайте Елену Павловну из дома. Возможно, вы с этой задачей справитесь намного лучше, чем Павел Никитич.
Лидия задумалась лишь на секунду. На юном лице за этот миг отразились горечь, скорбь, сожаление и решимость. Затем она кивнула вновь.
Когда шаги Виктора Андреевича затихли в доме, Лидия подошла к домику. Элен устало прижалась к двери, так и не выпустив дверную ручку из пальцев.
– Лидия, пожалуйста…
– Простите, Елена Павловна, – всхлипнув, шепнула Лидия. – Марфу я защитить не могла.
Элен все поняла, хотя больше не прозвучало ни слова. Впору было сердиться и кричать, но сил на это не нашлось – к тому же, в глубине души крепло осознание того, что все это сделано для ее блага, пусть легче от этого не становилось. Ей оставалось лишь опуститься обратно на софу и позволить пролиться слезам досады, с которыми поделать она ничего не могла.
Когда дверь кабинета распахнулась, Гордей Михайлович заканчивал последний отчет. Появившийся на пороге жандарм заставил его удивленно отложить перо, но его удивление сменилось еще большим недоумением, когда следом за жандармом в кабинет вошел Роман Аркадьевич Строцкий. Сразу за ним порог пересек Виктор Андреевич, последним, прикрыв за собой дверь, зашел Илья Алексеевич.
Опасливо косясь на жандарма, Гордей Михайлович кашлянул.
– Господа, чем обязан вашему визиту?
Роман Аркадьевич бросил на стол перед ним письмо с надломленной печатью.
– Читайте, Гордей Михайлович.
Тот нехотя раскрыл письмо.