– Нет, он был историком, переводчиком и журналистом. Побывал в самых дальних уголках империи, насколько я помню, даже успел написать несколько книг о быте и традициях северных и южных народов. А умер от обыкновенного приступа. Мама угасла следом за ним.
Последние слова он сказал так тихо, что их с трудом можно было расслышать. Оттого в повисшей тишине горестный вздох хозяина дома прозвучал особенно громко.
– Моя покойная супруга… Она тоже ушла внезапно. Это всегда нелегко, и со временем легче практически не становится.
Элен почувствовала на себе мужской взгляд и отвернулась, пряча глаза. О матери у нее остались лишь несколько воспоминаний, которые она лелеяла всем сердцем.
– Мои соболезнования, Ваше высокородие, – донесся до нее печальный голос Виктора.
– Не стоит, Виктор Андреевич, это было давно. Однако в свою очередь прошу простить меня. Я затронул не самую лучшую тему для беседы.
До конца ужина Элен больше в разговоре не участвовала, крепко погрузившись в воспоминания. Отец любил повторять, как сильно она похожа на мать, но в ее памяти остался лишь ее смутный образ и отдельные фрагменты, больше похожие на вспышки и ощущения. Улыбка матери, когда она расчесывала ее волосы перед сном. Ласковый голос, которым говорила с ней. Данные вскользь советы – в частности о том, что ей стоит больше отдыхать, чтобы не быть такой бледной и уставшей.
Каждое из этих воспоминаний было ей особенно дорого, но, по крайней мере, в одном отец был прав, легче не становилось.
Лидия, казалось, думала о том же, рассеянно выводя пальцем узоры на скатерти.
Едва унесли последнее блюдо, и Павел Никитич предложил всем перейти обратно в гостиную, Лидия отпросилась в библиотеку. Отпустив ее, Элен сама села за рояль, стараясь не встречаться с гостями глазами. Ноты и музыка отвлекли ее настолько, что она закрыла глаза и заиграла почти вслепую, толком не расслышав чужих шагов рядом.
– Не знал, что ко всему прочему вы еще и замечательно играете.
– Это все долгие годы тренировок, Виктор Андреевич. Было время, когда я не попадала ни в одну ноту.
– Отчего-то мне кажется, что сейчас вы поскромничали.
– Вероятно, вы правы.
В глазах Виктора ей привиделась насмешка, на которую она ответила лучезарной улыбкой.
Последняя протяжная нота повисла в воздухе и медленно растворилась. Мужчины захлопали.
– Могу я спросить, Виктор Андреевич? – Элен подняла голову и встретила его внимательный взгляд. – Все же почему вы решили служить именно в полиции? Давняя мечта, да, но отчего именно полиция?
Виктор на мгновение замялся, оглянулся на Илью Алексеевича, помедлил еще мгновение и вздохнул.
– Это долгая история, но… Мой дед одно время находился под арестом. Следствие длилось несколько месяцев, а когда его оправдали, у него уже сильно пошатнулось здоровье. Вполне вероятно, если бы не это, он прожил бы куда дольше.
– И вы решили не допустить повторений? Но ведь несправедливые аресты и приговоры встречаются везде, с этим ничего не поделать.
– Не соглашусь. Быстрота и четкость рассуждений и действий могут существенно ускорить расследование, что в свою очередь отразится на количестве времени, которое подозреваемый проведет под арестом. А это скажется уже не на его здоровье, а лишь на его гордости.
Илья Алексеевич громогласно засмеялся, поправляя усы, и Элен вздрогнула от неожиданности. Виктор Андреевич подал ей руку, которую она с благодарностью приняла, и уже подвел ее к креслу, как вдруг ей на глаза попалась выглядывающая из-за угла Лидия. Взглянув на мужчин, девочка округлила глаза и коротко махнула ей. Элен извинилась перед гостями.
– Лидия, что случилось?
– Елена Павловна, я рассматривала книги в библиотеке, и из одной выпало вот это, – девочка протянула ей запечатанный конверт. – Он уже пожелтел, должно быть, давно лежит. Я подумала, вдруг это что-то важное.
Конверт явно ни разу не вскрывали – сургучная печать осталась нетронутой. Пожелтевшая по краям бумага потрескалась, обратный адрес отсутствовал, как и имя отправителя. На конверте значилось лишь имя адресата – Павлу Никитичу Штерману.
– Элен, что стряслось? – в спину ей как раз вопросил отец, и она обернулась.
– Лидия нашла письмо в одной из книг. Адресовано вам, но не вскрыто.
Павел Никитич недоуменно нахмурился, лоб прорезала глубокая складка.
– Странно.
Сургуч треснул под его рукой, старая бумага конверта хрустнула, сминаясь. Развернув письмо, Павел Никитич пробежал его глазами, побледнел и рухнул обратно в кресло, из которого только поднялся. Подлетевшая к нему Элен опустилась на колени возле него.
– Отец, вам нехорошо? Агафья!..
– Нет, не нужно… Просто я не ожидал…
Он что-то зашептал себе под нос, будто говорил сам с собой. Элен стало страшно.
– От кого это письмо?
Затуманенный взгляд отца скользнул по ее лицу.
– Помнишь Владимира Семеновича Милославского? Впрочем, вряд ли ты помнишь, ты была еще маленькая, когда он приезжал нас навестить и сразиться со мной в шахматы – хотя и эти визиты были редки. Поручик инфантерии, служил под командованием генерала Комарова в Закаспийской области. Мы дружили еще с юности.