– Что с ним стало? – Элен взглянула на письмо в руках отца.
– Он погиб в битве на Кушке. – Павел Никитич сильнее сжал старую бумагу. – Это его последняя весточка, как раз за день до боя.
Он сокрушенно покачал головой, выпустив письмо из рук. Ветхая бумага спланировала на пол, Элен подняла ее, оглянулась на гостей.
– Господа, прошу нас извинить. С вашего позволения я отведу отца в его кабинет, ему нужно прийти в себя.
Илья Алексеевич что-то пробормотал в знак согласия, Виктор смолчал. Остановившаяся в дверях Лидия беспомощно взирала на развернувшуюся перед ней сцену, не зная, как помочь. Проходя мимо, Павел Никитич ласково дотронулся до ее плеча.
– Пойдем, Лидия. Все хорошо.
Оказавшись в библиотеке, Элен настойчиво повела отца к софе, но он с несокрушимым упрямством расположился за своим столом и снова взял в руки письмо. С недовольным видом Элен отошла к шкафчику, откуда достала пузырек с сердечными каплями.
– Как я мог не прочесть его сразу?..
– Вы не виноваты, папа. Должно быть, кто-то вас отвлек, и вы оставили письмо в книге.
– И все же. Когда до меня дошли известия о его гибели, я долго жалел, что очень редко писал ему. А теперь оказывается, я был последним, кто получил от него весть. Вероятно, неспроста.
Что-то в его голосе заставило Элен отвлечься от своего занятия и поставить стакан с лекарством. Павел Никитич сидел, откинувшись в кресле, и неотрывно глядел в пустоту перед собой.
– Отец, выпейте, прошу вас.
Встрепенувшись, он послушно сделал глоток, поморщился.
– Элен, извинись за меня перед гостями. Жаль, что такой замечательный вечер так завершается, но мне нужно обо всем подумать.
– Конечно.
Она хотела что-то добавить, спросить, но в последний момент передумала. У самых дверей она оглянулась. Отец все так же смотрел на письмо, словно написанное в нем было недоступно его разуму, и он всеми силами старался это исправить.
Гостей она застала уже в передней. Виктору Андреевичу как раз подавали котелок, Илья Алексеевич поправлял плащ.
– Господа, отец просит прощения за свой уход, но ему не здоровится. Это письмо слишком его потрясло.
– Не нужно извинений, Елена Павловна, – ответил Виктор Андреевич. – Это далеко не последний вечер.
– Разумеется, – подхватил Илья Алексеевич. – Поэтому буду рад, если вы, Виктор Андреевич, и вы с вашим отцом, Елена Павловна, в скором времени посетите мой дом.
– Уверена, отец будет рад – но не раньше, чем мы проведем вечер, как подобает.
– Если Павлу Никитичу понадобится моя помощь, дайте мне знать, – тихонько шепнул напоследок Илья Алексеевич. Элен кивнула.
Дождавшись, когда директор выйдет на крыльцо, Виктор подошел на шаг ближе.
– Как вы?
– Тревожно. Я никогда не видела отца таким.
– Вам тоже стоит отдохнуть. Вечер был слишком насыщенный, для всех нас.
Она улыбнулась привычной вежливой улыбкой, в дымке свечей устало блеснули светлые глаза, в эту секунду казавшиеся особенно загадочными.
– Вы правы. Но ведь у нас с вами иначе не бывает, разве не так?
– Определенно стоит подумать, как это исправить.
Взяв ее за руку, он оставил на ней поцелуй, улыбнулся на прощание и вышел.
Вернувшись в свою комнату, Элен еще долго не могла успокоиться. Беспокойство об отце не давало усидеть на одном месте, и в конце концов, выпив горячий чай, она устроилась в постели. Мысли, однако, постоянно возвращались к найденному письму и реакции отца.
Отец сказал, это было последнее письмо его друга, хотя общались они редко. В таком случае, почему поручик написал именно ему, да еще практически перед самым боем? Не родным, не самым близким друзьям, а старому другу юности?
С такими размышлениями она проворочалась почти всю ночь. Смягчившаяся было бессонница неожиданно вновь дала о себе знать, и Элен еще долго изучала затейливый рисунок на портьерах и думала о своем, прежде чем сон, наконец, подарил ей столь желанный отдых.
Элен торопилась, как только могла. Усыпанные мелким камнем дорожки Летнего сада гулко шуршали под ногами, руки судорожно сжимали край маленькой сумочки, а сердце стучало так быстро, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.