Письмо самому себе: Стихотворения и новеллы

Я тоже был свидетелем бессильным
Расстрелов, зверств, насилий, пыток,
Но этого всего вам не расскажешь:
И слов мне не найти, и даже хуже –
Меня не будете вы вовсе слушать:
«Ах, это всё уж мы давно слыхали!..»

Но я вам расскажу про мелкий случай.

Совсем пустяк, когда сравните с пыткой;
Пословица такая есть: «Не надо
Над молоком пролитым плакать!»

Я видел это. Я хочу оставить

У вас занозу в памяти навек.

Я рос в уездном городке – убогом –

Когда-то Ям, потом казенный Ямбург,
Как Миргород,
Был «нарочито невелик», без «фабрик».
Продукция – капуста, клюква,
Картофель и другой нехитрый овощ.
«Кругом леса из черных елей
И мхи заржавленных болот…»
Был в географиях указан кратко:
«…А промысел – сдают в наем квартиры
Для офицеров N-ского полка…»
Так при царях. Потом Февраль, Октябрь,
Ходили с красным бантом, говорили,
Потом «искореняли классовых врагов»,
Потом – потом взаправду голодали
Ввиду того, что немцы под шумок
Вплоть до Наровы фронт свой протянули,
А там до нашей Луги – двадцать верст,
И ничего оттуда не укусишь!
У нас: «леса из черных елей
И мхи заржавленных болот»,
А на восток – голодный Красный Питер.
Продкомы продналогом кулаков
Искореняли там, где находили,
И, значит, некогда кормить нас было…
А обыватель, «гражданин» отныне,
Сосал, как мог, нехитрый овощ
С четверткой хлеба (тоже не всегда).
Коров поели: «Мясо – государству!
А вот не хочешь ли сенца!»
Положим, не было и сена тоже,
А с молоком – «Хучь плачь!»
Ребята плакали и тихо мерли.

Но видит выход красный гений,

Где обывателю дан мат:
Всегда, везде без исключений
Восторжествует диамат!

Тут диалектики мерцанье

Во тьме кромешной – верный свет,
И отрицанье отрицанья
Сведет прорехи все на нет.

Похабный мир нейтральной зоной

Снабдил рабочий парадиз,
И се – мужик там без препоны
Все производит, как на приз!

От станции Комаровки

До станции Дубровки –
Ржавые рельсы, пустые вагоны.

От деревни Дубровки

Застучали подковки –
Везут с молоком бидоны!

Да вот когда еще прибудут!

Да привезут еще в обрез…
Растут хвосты морского чуда:
Впотьмах народ в хвосты полез!

Быть может, вам перед билетной кассой,

Бывало, нужно было постоять,
Ну, полчаса, и то казалось долго.
А тут с пяти часов утра стоишь на месте
Часы, часы, не двигаясь совсем.
Вот, привезли! И дрогнул хвост, и замер.
Но драгоценность надо кружкой мерить,
Но надо с карточек купоны резать.
И надо сдачу марками давать
С квадратных керенок, зелено-красных
И желто-бурых: сорок, двадцать.
Увы! совсем мифических рублей!

– Народ, конешно, ждамши озвереет…

– Оно, опять, с утра не емши…

За месяцы друг к другу пригляделись:

Вот баба с носом, та – совсем без носа.
А этот вот – очкарь «интеллигент».
Мне женщина запомнилась одна –
Наверно, раньше звали дамой.
Теперь худая, с виноватым видом,
С испуганными серыми глазами.
Иной раз девочка к ней приходила,
Ну, приносила хлеба и картошки.
У девочки такие же глаза
С голодной синевой под ними.
Ей шепотом: «Не стой здесь,
Иди, за маленьким смотри…»
Кто эта женщина – не знал никто;
Ее буржуйкой бабы злыдни звали.

Так вот, она однажды получила,

С манеркой со ступенек шла,
А тут вдруг слух: «Бидон последний,
Вот те получат, а вот эти – нет!»
Ну, бабы ринулись ко входу
И у нее манерку вышибли из рук.
Я никогда не видел, чтобы так бледнели.
Она белела, точно молоко.
Потом нагнулась к белой луже,
И я услышал странный звук – икоту.
Так плакала она
И молоко лакала, как собака, –
Конечно, чтобы не пропало…