Читаем Письмо сестре, или Комментарии к эпиграфам полностью

Сосед по общежитию (бараку), который явился свидетелем моего раздражения по поводу испорченной книги, заметил, что тридцать вырванных страниц из девятисот – это, мол, не так уж много, и можно их пропустить: все равно будет понятно, о чем речь, – и тем самым проявил склонность к дискуссии, фактически провозгласив антитезис…

Вообще, у многих миллионов людей получилась жизнь, как книга с вырванными страницами. Вместо пробела – справка о том, что с такой-то по такую-то страницу гражданин отбывал наказание в исправительной колонии строгого режима. Примерно десять процентов среднестатистической книги – это 8-9 лет. Конечно, заинтересованные читатели всегда найдут первоисточник. Специальные уполномоченные могут найти даже какое-нибудь «личное дело», но эта информация будет не вполне достоверной и вполне неполной. В отличие от книги с вырванными листами человеческая жизнь разделяется тюрьмой на до и после. Банальщина, правда?

Конечно, я имею в виду обычных людей, а не таких, для которых вся жизнь – тюрьма, разделённая узкими полосками свободы.

021

Смерть меняет нас не больше, чем жизнь.

Чарльз Диккенс, «Лавка древностей»

Бумага – единственный объект, который создаёт иллюзию полного взаимопонимания.

Вы прямо, без недомолвок, выкладываете все ваши сокровенные переживания, не стесняясь в выражениях, не придерживаясь никаких условностей, не страшась порицания за слабости, - и потм, перечитывая написанное, получаете от бумаги адекватную обратную связь.

Вы без заминки разд'eлите радость с вашими родными и близкими и не задумаетесь, положа руку на сердце, - до конца ли им понятна грандиозность вашего успеха? Достаточен ли уровень адреналина у них в крови, чтобы приблизиться к вашей эйфории? Важно, что вы видите сияющие глаза вашей матери, жены, сына, закадычного друга… Вы взахлёб рассказываете, какую красоту вы узрели на снежной вершине; вы описываете усилие последнего рывка на финише и как обмякло ваше тело после того, как вы узнали, что заняли первое место; вы воодушевлённо делитесь своими впечатлениями о прекрасном произведении искусства, оставившем вечный след в вашей душе, и советуете собеседнику обязательно приобщиться… Приятно рассказывать о хорошем, приятно слышать о хорошем и сопереживать хорошее.

Когда же вы рассказываете вашим близким о том, как вас вместе с детьми завели в сарай, заперли и подожгли; как вас жестоко, зверски мучили и избивали; как вам выдавливали глаза; как вы почувствовали пронзительную боль от ножа, входящего в ваш живот; как от удушения у вас пошли круги перед глазами – когда вы пытаетесь подробно описать, передать ваш страх, то видите в глазах слушателя максимум испуг и нежелание слушать дальше. Есть только один способ понять состояние ужаса – пережить его в жизни. Не на телеэкране, не в книге, а только на себе. Осознавая это, вы и не рассказываете ничего такого. В человеке, пережившем ужас вместе с вами, бок о бок, вы видите родственную душу – ему не надо ничего объяснять. Искреннее, подлинное сочувствие вы можете найти также у человека, пережившего нечто похожее на то, что пережили вы. Но никто другой, даже самый близкий человек, не способен до конца понять глубину и цвет ваших переживаний – просто потому, что он никогда не переживал лично ничего подобного. Более того, настоящий, животный страх не так-то просто опис'aть.

В уголовном кодексе Российской Федерации есть термин: «посягательство, сопряжённое с насилием, опасным для жизни». С формальной точки зрения очень точный термин. Но все ли понимают его истинное значение? Слава богу – нет.

Человек, который был на грани жизни и смерти вследствие нападения/посягательства со стороны другого человека – убийцы – никогда этого не забудет… Я, правда, сужу по себе. Никакой ненависти, никакой злобы, никакой неприязни - только кульминация ужаса. Это чувство невозможно перепутать ни с чем другим.

022

Ругательства вылетали из него непрерывным потоком, а бешенство достигло такого предела, что уже ничто не могло остановить его.

Эд Макбейн, «Кукла»

Сразу после завершения происшествия, из-за которого я впоследствии попал в тюрьму, я мог осознавать лишь одно: что остался жив, и что моей жизни больше не угрожает опасность. Наиболее точное слово здесь – отрешённость.

В фильмах часто показывают, как после страшной, изнуряющей борьбы главный герой из последних сил всё-таки даёт отпор своему мучителю, потм выходит, например, на крыльцо, садится прямо на ступеньки, весь в крови, со стеклянными глазами, и тихо старается отдышаться под звук приближающихся полицейских сирен. Прибывшие полицейские частенько накидывают ему на плечи шерстяной плед.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное