Письмо священнику

Недели через полторы технику привозят на завод. Подключаю к сети, собираю испуганных бухгалтерш в ватниках, пуховых платках, медленно двигающихся, с застывшими пальцами и закоченевшими мыслями. Нужно обучить их работе с мышкой, клавиатурой, ознакомить с интерфейсом. Они смотрят со страхом то на меня, то на будущее средство их труда, надеялись до самой старости дремать около калькуляторов и деревянных счёт.

Прошу сесть за компьютер. Выдвигается вперёд женщина, лет тридцати пяти, взгляд – подозрительно преданный. Не люблю, когда люди вместо добросовестной работы пытаются услужить.

– Можно я буду записывать? – спрашивает энтузиастка.

Поясняю, что подготовила для каждого инструкцию, распечатанную на бумаге.

– Но я хочу записывать!

– Хорошо, садитесь, вот здесь, – пододвигаю ей стул, – чтобы было удобно.

Женщина садится, вытаскивает из пачки чистый лист бумаги, и аккуратно, каллиграфическим почерком, очень медленно, все стоят и ждут, выводит:

«Инструкция по работе с программой. Пункт первый: сажусь на стул так, чтобы было удобно».

Бедная Евлампия Сидоровна, и бедная я! Как работать с таким контингентом? Закругляю инструктаж, устанавливаю на компьютеры самые простые игры: «Тетрис» и «Lines», показываю, осваивают, на удивление, быстро. Играют азартно, страх перед компьютером прошёл.

Вечером у «сообразительного мальчика» получаю «откат», не обманул, надеется на «дальнейшее сотрудничество».

Расходы и доходы сравнялись. Что дальше?

Работа, часов по двенадцать в день, утром на заводе с бухгалтерами, вечером и в выходные дни дома с программистами. О четвёртой заповеди: «всегда помни о дне выходном» не подумала ни разу.

Евлампия Сидоровна до позднего вечера забивала в компьютер справочную информацию, заодно проверяла её и «строила» подчинённых. Я регулярно «отстёгивала» ей часть денег, полученных в кассе, у шефа в кабинете или у приятеля в банке.

Год пролетел мгновенно. Справились. Несколько бухгалтеров уволились, остальные пересели за компьютер. Семья моя потихоньку выбиралась из нужды, Евлампия Сидоровна купила костюм, подстриглась не дома, а в парикмахерской, и в сорок три года поступила учиться в институт на вечернее отделение, требования к «главным» становились жёстче. Когда она всё успевала, имея двух детей, живя в пригороде и добираясь до города электричкой, было не понятно. «Есть женщины в русских селеньях…»

Качество заводской продукции не изменилось, зарплата работников тоже. Трубы на чердаке продолжали отапливать крышу. Трещину в стене не заделали.

Мы компьютеризировали: учёт станков, их следовало выбросить из-за морального и физического износа, учёт материалов, которые портили рабочие на этих станках, базу данных немногочисленной, валяющейся на складах, продукции, расчёт копеечной зарплаты. Зачем всё это?

Могу предположить, что директор хотел отследить распределение денег, получаемых из бюджета. Основную часть «вливаний» оставлял себе, пропуская через фирмы-однодневки. Пожаловался мне, что «Москва» забирает десять процентов в виде наличных.

Неожиданное предложение, сортир, столовая

Договор исчерпан. Я в директорском кабинете пью хороший кофе, на столе бутерброды с сёмгой и красной икрой. Это означает, что шеф доволен? Нужно бы продолжать работы: связать компьютерной сетью отделы и цеха, корректировать программы, разработать новые. Слышу, что деньги на это «хозяин» тратить не будет. Куда идти? Ничего в стране не изменилось.

Шеф смотрит мне в глаза, психолог и бизнесмен от бюджета, это чаепитие, не просто так, собирается организовать на заводе IT-отдел, предлагает стать начальником, называет размер зарплаты, как у всех сотрудников завода. Унизительно! Не должна соглашаться! Но где начинать заново? Планировала усовершенствовать программы и продавать другим фирмам, не хватило времени. Зачем бросать труд целого года? Отвечаю: «Да», а про себя надеюсь, что – ненадолго.

Отдел кадров на первом этаже, холодно, как на улице. Приятная женщина в ватнике и с серьгами для светского раута показывает штатное расписание IT-отдела: несколько вакансий программистов и одна инженера-электронщика. Среди моих знакомых работать за такую зарплату никто не станет. Прошу обратиться в центр занятости.

Заставляю себя смириться с тем, что я – сотрудник завода, а это – не то, что прийти на фирму, выполнить работу, уйти и забыть всё, что там видел.

Под отдел выделили узкую комнату на третьем этаже, бывший склад с пустыми грязными стеллажами. Обещали убрать и подмести.

В комнате тяжёлый воздух, спрашиваю у помощника директора по общим вопросам, показывающего помещение, мужчины лет пятидесяти пяти с прилизанными волосами, слишком любезного, готового всем угодить, что за приборы хранились, почему от них такой «аромат». Оказалось, запах не от приборов, а от станков этажом ниже, в них используется дурно пахнущее масло. Вентиляция в цехах отсутствует, проветривание зимой не проводят, холодно. Смрадный дух сквозь перекрытия просачивается вверх.

– Как же рабочие существуют по восемь часов каждый день?