Письмо священнику

Скользкий человек улыбается и пожимает плечами, мол, не мы же с вами там работаем.

Вынесли стеллажи, подмели, открылся линолеум. Верхний слой его с рисунком сразу же отстал от основания и завернулся в трубочку напротив двери. Каждый человек, входящий в комнату, спотыкались об него.

Интригующий вопрос, кто работает зимой за полуоткрытыми окнами и трещиной в стене, разъяснился в первый же день моего пребывания на заводе, когда пошла в туалет. Открыла, победив жёсткую пружину, половину громадной двери, на которой написано: «Ж», и попала в другое измерение. Несмотря на окружающие стены, там гуляет ветер, по полу шуршат сухие листья или вьётся метель из снежной крупы, всё то, что залетело со двора.

Потолок и стены грязно-жёлтые, масляная краска лопнула, под ней серая штукатурка – дизайн от неоднократных протечек, унитазы серо-оранжевые. Раковины для мытья рук в чёрных пятнах из-за отколовшейся эмали. Среди кранов, только, один тоскливо выпускает, не останавливаясь, тонкую струю холодной воды. Батареи парового отопления отключены, чтобы не лопнули, если в них замёрзнет вода. В первый раз, я не сразу вспомнила, зачем зашла.

У директора свой туалет недалеко от кабинета, идёт туда, держа в руках ключ, выходя, закрывает.

В столовой опасно пахнет чем-то, имитирующим еду. Начальница, по совместительству, – любовница шефа, «тандем», неоднократно встреченный мной на предприятиях клиентов, похожих на этот завод. Возможно, с социализма тянулась привычка руководства объединяться и обкрадывать сотрудников по всем направлениям.

На обед – жидкий суп с подмороженной или подгнившей сладковатой картошкой, котлета из булки с добавлением технического фарша, его завозили в те годы, кажется, из южной Америки, салат из тёртой морковки или нарезанной свежей капусты, обильно политые уксусом, без растительного масла. Раздатчицей служит унылая девушка, взвешивающая синеватое, пюре, то добавляя, то убирая лишние граммы.

«Хозяйка заведения» – возбуждена, с горящими глазами, обесцвеченные волосы завиты, как у пуделя, лицо в гриме, светлая блуза с глубоким вырезом, кокетливый передничек. Ноги пятидесятилетней женщины не хороши, но на высоченных каблуках они выставлены на продажу из-под короткой юбки. Нормально готовить не получается, только торговать, обвешивать и обманывать.

До собственных ли грехов, батюшка, тем, кто работает на таком предприятии?

Первый сотрудник

Появилась кандидатка в отдел. С таким лицом не устраиваются на работу, а увольняются после многих лет непосильного труда. В глазах – безнадёжность. Лет на десять старше меня. Поговорили. Ушла, а тоска и безысходность зависли в комнате.

«Хочешь получить хороших работников и, чтобы они были веселые при таком окладе?» – удивляюсь себе.

За окном и в туалете пурга, уставшие от голодной жизни и унижения люди преклонного возраста делают вид, что трудятся, перемещаясь шаркающей походкой за дверью.

Не ошиблась ли я, согласившись остаться здесь? Не следовало это время посвятить поиску работы для себя?

На пороге комнаты следующий соискатель, девушка. Светло-карие глаза похожи на янтарь, поймавший, солнечный блик, сверкают в неуютной комнате с серыми стенами и единственным окном в мрачное февральское небо, которое кирпичная труба на противоположной стороне улицы пытается заштриховать чёрным дымом.

Худенькая, высокая, стройная, волосы пышные, в «прикиде» более, чем скромном.

Знакомимся. Слушаю про недавно оконченный университет по специальности «прикладная математика».

Образование подходящее, только, немного она растрёпанная, и беспокойная.

– У меня недостаток, никогда не писала программ на этом языке, – честно признаётся девушка и кладёт на стол справку из службы занятости, нужно зафиксировать отказ.

– Так освоите, – возражаю, не хочется отпускать, приятным разнообразием смотрится янтарные лучи на беспросветном заводе, – в этом возрасте легко даётся, вернее, берётся, новое, особенно, если учесть подготовку в институте.

– Да, – отвечает девушка, – но есть еще один очень большой недостаток, – краснеет и замолкает.

Что же, это? Я ошиблась, предполагая, простоту и безыскусственность? Откуда тревожность в глазах? На пальце обручальное кольцо, но по тонкой фигурке нельзя предположить, что она беременна, да и не было тогда правила сообщать об этом, женщины жаждали получить оплачиваемый декретный отпуск.

– У меня, понимаете ли, полуторогодовалый сын, – будто сознаётся в огромном грехе.

– Разве, это преступление?

– Нет, конечно, но на всех предприятиях, куда пыталась устроиться, отказывали из-за этого…

– А, я принимаю.

Призрачна надежда, получить хорошего работника в виде молодой матери. Почему так сказала? Не знаю. Думаю, велел Бог.

– А если сын заболеет? – неуверенно спрашивает янтарная мать.

– Получишь бюллетень, и за счет завода будешь его лечить.

– А, директор разрешит?

– Оклад твой не велик, спрашивать его не станем.

Так определилась я с первым сотрудником, Лесей, обрадованной, даже, мизерным деньгам. Открытым остался вопрос, кто же будет писать программы.