Читаем Письмовник, или Страсть к каллиграфии полностью

Сама придумка о племени, живущем на узком побережье, отгороженном крутыми горами от остального материка, — дает много возможностей. Можно писать беды аборигенов от безконтактного житья, от вечной нехватки всего, что надо жителю; утомительную, изматывающую зависимость племени от единственного источника пресной воды — ручья, текущего с гор.

Вполне естественно дальнейшее развитие сюжета: молодые аборигены не могут мириться с такой жизнью и уходят в горы, чтобы выяснить — почему ручей периодически иссякает, потом вновь наполняется; почему временами в нем течет отравленная вода, и тот, кто ее попробует — умирает в муках.

(Тут бы я добавил: это вынуждает племя выделять из своей среды добровольных «пробователей воды», которые рискуют собой ради жизни всего рода, и после троекратного или семикратного пробования такие смельчаки занимают законные места среди вождей. Или — есть принужденные «пробователи», обреченные на это тем, что они нарушали какие-то запреты. Это в твоем сюжете создаст дополнительное напряжение смысла. Можно будет написать и средний вариант — желающий стать одним из вождей хитростью и обманом или силою и соблазном понуждает пробовать воду за себя.)

Далее, молодые аборигены лезут у тебя в горы. Часть погибает от диких зверей, от трудностей пути. Самые ловкие и удачливые находят в конце концов в горах истинный рай земной: леса, полные плодов и птиц, поля, полные зверя, озера, полные рыбы. Места обетованные… И вот твои молодые аборигены как-то сразу забывают о бедах племени и остаются наверху в раю, пополняя мирный верхний род, утопающий в покое и счастье.

Что-то есть и в таком повороте. Можно <и так. Но не кажется ли тебе, что противу разума — найти благодать и не поделиться ею с ближним. Даже не похвастаться! Кроме того, ведь твои молодые аборигены оставляют на побережье — и матерей, и отцов, и старых предков, и младших братьев. Тут где-то и есть натяжка. Умышленное сведение сюжета к той мысли, что сытый голодного не разумеет? Ну, не разумеет, но не всегда же так. Это первое. А второе, не все же из сытых не разумеют голодных, бывают же исключения! (А про то, что вода иногда в ручье течет отравленная, ты в финале забыл!)

Потому на твоего «коня», отправляя его в обратный путь, я для дальнейшего размышления навьючиваю следующее:

Молодые аборигены, не соглашаясь с бедственным положением племени, томимые молодой жаждой (духовной и физической), не желая пропасть в пробовальщиках (тут можно дать ряд побудительных мотивов, для каждого героя — свой, это выявит начало характера каждого), — они идут в горы, чтобы решить свои проблемы и принести облегчение племени.

Тут еще вот что: надо место действия сразу и решительно перенести на иную планету, чтобы трудности, которые встречаются молодым аборигенам, можно было сделать невероятными и неземными.

Я не о звездных туманах и космовурдалаках говорю, я говорю об испытаниях моральных, философских, если хочешь.

Так вот, сперва, проходя по горам, через лес, ледники, пропасти и камнепады, они теряют там часть своих товарищей и вступают в серую местность: болото, трясина, нечто душное, мокрое, растормаживающее и аморфное. Тут начинаются главные страсти — юноши испытываются на честность, на самоотверженность, на доброту, на гордость и тщеславие, на властолюбие и корыстолюбие, короче, на все, что и составляет душу — и доброе в ней, и злое.

Кто их испытывает?

А то самое райское племя, которое живет за горами. Эти загорные люди выявляют трещинки и слабинки, разделяют путников, противопоставляют друг другу, делят на группы и группки, в результате они. начинают уже не идти, а спорить — куда идти, в какую сторону, зачем и почему. Далее — все разбредаются и идут поодиночке. Доходят только такие, которые во всем похожи становятся на загорных людей, т. е. как бы те, кто уже в пути ими и стал.

Тут ты и сам сведешь концы с концами, поскольку останется прописать жизнь и ее смысл для людей загорных — почему они не входят в контакт с нижними (скажем, хранят тайну спасения — стоит обессмысленная ракета, про которую все забыто, кроме того, что ее надо хранить, или еще что).

Воду они не травят, а напротив — растворяют в ней вещества, которые должны бы помогать нижним племенам, придавать им силы, но эти вещества действуют на нижних губительно, ибо они уже и сами по себе вырождаются от голода и тесноты…

Это уже не просто канва, но канва с намеком рисунка, дорисовывай и вышивай.

Предвижу твои возражения. Скажешь, подарили тебе коня, а ты его навьючиваешь! Делай то же самое и с моими сюжетами…

И — обещанная сибирская песня. Написал — как помню, как ее пели у нас в Тырышке. Пой и ты, вспоминай сельское детство…

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Издано в Новосибирске

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза