Читаем Письмовник, или Страсть к каллиграфии полностью

Прекрасное дело — телефон, но он — тень звука, он — минута. Хорошо слово произнесенное, а все же слово написанное — лучше. Когда пишешь — можешь думать и поправлять, менять начало, придя к концу; когда читаешь написанное — можешь всегда вернуться и прочитанное понять точнее.

Думал — с чего начать?

Или с желанного рассуждения о культуре[1], как искусно, художественно выраженных свойствах природного труда, или начать с неприятного (не совсем приятного!) разговора о моем космонавте? Начну с него. Только договоримся на будущее — далее не продолжать обсуждение одного сюжета, иначе утонем в вариантах и станем сплетать уже единый сюжет, связанный не столько смыслом, сколько течением разговора, как сказочные арабские словеса.

Согласен, в моей истории с оживлением, пробуждением пространства через живую кровь человеческую есть романтика, и что история эта — притчевая.

Но ты не мог не заметить — я сам исходно понимал близость ее «Зеленому утру» Р. Б. Помнишь, у него там человек идет по Марсу и сажает семена, а когда оглядывается, то уступами, до горизонта встают леса, и небеса Марса наполняются волнами живого воздуха…

Мой сюжет может ожить по-настоящему только тогда, когда будет исполнен без внешней символики, которая (и это вполне естественно) выпирает наружу в сжатом пересказе. Если сюжет прописать, как я предполагаю, в бытовом, приземленно-реалистическом ключе, а финал дать эмоционально прямо из сна космонавта, неотделенно от сна, как пришедшую мысль: любую почву, любую планету можно оживить только собою (своею кровью), то и появится то, ради чего все и пишется.

Согласись, побудительные мотивы полетов в космос — литературных, фантастических полетов — зачастую содержат совершенно первобытную основу. То есть мы в фантастике привносим в поведение людей будущего то, что давно уже начали изживать на Земле — потребительское отношение к природе, приобретательское отношение к новому пространству, к новым мирам.

Зачем они летят в сотнях повестей и тысячах рассказов? Присмотрись: чтобы приобрести новые территории для себя, в соответствии с этим иногда жестоко перестраивают иные миры; легят, чтобы приобрести себе — я это подчеркиваю — новое здание, и приобретение это идет с решительным уроном для иного мира; летят, чтобы продемонстрировать свои суперменские психофизические качества.

Как сказал бы мой знакомый специалист по бронзовому веку Барабы: «Хозяйство у многих космонавтов фантастики по преимуществу многоотраслевое присваивающее, основные отрасли — охота, рыболовство и собирательство, столь характерное в Барабедля населения байрыкского типа в эпоху раннего металла…»

Я уже убежден в том, что человеку при освоении околоземного и космического пространства совсем не обязательно снова повторять весь путь своих взаимоотношений с природой, который он прошел на Земле. Напротив, лететь, сознавая самое высшее знание о связях Человека с Природой. Обдумай это.

Обе твои разработки моего сюжета сами по себе интересны и плодотворны, но это — другие сюжеты и при их реализации получатся другие рассказы. Рассказы как бы обратного свойства, с иным знаком, с иным настроением, иной мыслью.

а) Космонавт прилетает с Марса на Землю. Он ранит руку на своем участке. На месте падения капель крови вырастают удивительно плодоносные растения. А на Земле в те отдаленные времена природа уже в страшном упадке и запустении. И эта космическая (человеческая, подвергнутая влиянию космоса) кровь возрождает земную, почти утраченную, природу.

Что же — интересно!

Но тебя все тянет к идеалистическому ожиданию, упованию — помощь нам придет откуда-то извне, сверху, из иного пространства, иного измерения. Ведь и переиначенный космосом человек, и просто-напросто пришелец — не одно ли и то же? У твоего мутанта благие, но нечеловеческие свойства. Жить надеждой на помощь извне, сверху, значит не двигаться, не бороться, не жить.

Ждать из космоса спасения — сказка.

Сон золотой.

А убеждение в том, что в космос надо идти с добротой, быть готовым не нарушить, а оживить его своею жизнью — ЗАДАЧА. Задача реальная. Ведь многое из того, что делается нами в космосе, — формирует наше отношение к Земле, к себе, к нашим делам и общему делу мира людей.

б) Вторая твоя разработка марсианского сюжета не противоречит моему варианту, но и твоему — тоже.

Марсианский колонист возвращается на Землю (тебе понадобилось более долгое пребывание человека вне Земли, это оправдано); колонист начинает обживать свой заброшенный земной дом, сживаться с ним.

Тут, конечно, полно возможностей для письма — как выглядит этот дом после многолетнего безлюдья, как он странен, как все в нем забыло свое назначение…

Колонист открывает окно и ранит руку. Кровь капает на подоконник. А наутро дом, начиная с подоконника, медленно и неотвратимо растекается, растекшись — высыхает и рассыпается трухой, какой засыпан весь Марс…

Пугаешь?

Предостерегаешь?

Ставишь проблему?

Перейти на страницу:

Все книги серии Издано в Новосибирске

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза