Письмовник, или Страсть к каллиграфии

О поэте, который периодически рубил топором свою пишущую машинку, вспоминая свое лесорубское прошлое, — это тоже впечатляет. Но все время мне кажется, что нечто подобное я или слышал где-то или читал. Не могу избавиться от этого ощущения.

Искренне посмеялся над твоей придумкой о стотысячном посетителе Бочатского общественного туалета и его чествовании с вручением именной туалетной бумаги. Это ведь тоже не просто смехачество и ерничество, это возможность резко высмеять пристрастие некоторых товарищей к парадности и шумихе, к раздуванию самого естественного и обыденного дела в повод для торжественных славословий и пустословий. Вот и надо издевательски смеяться над такими вещами, ибо, как говорили великие, смешное — не опасно.

Большие возможности, мне кажется, есть и у твоего сюжетца с оживлением телевизора, рояля, хрустальной люстры, ковров и пр.

Особенно хороша персонификация рояля в образе детины в красной рубахе с несколько туповатой физиономией (хозяева за все время на этом рояле только беспомощно подбирали одним пальцем «Подгорную»). Хорош холодильник — он, естественно, глава ожившей братии, он первый начинает третировать и шантажировать хозяев, поскольку ему досконально известно — откуда приплыл в его нутро балык, откуда прикатились баночки с черной икрой и крабами, где пропала, чтобы оказаться здесь, сервилатная колбаса, кто покупает кости за мясо, чтобы здесь ели телятинку и нежнейшую вырезку… Хозяева пытаются лишить холодильник жизни — отключают его от сети, но и он не промах — заклинивает дверцу, и хозяева сдаются, ибо ждут нужных людей, а чем кормить?

С телевизором сделай вот что — пусть он показывает не «Клуб путешествий», а свидание хозяина с молоденькой парикмахершей, не «Очевидное — невероятное», а визит хозяйки к холостяку с третьего этажа… Вот попляшут хозяева!

Дай каждому предмету характер. Скажем, люстра — болтушка, красотка, усвоившая что-то там из прочитанного. Телевизор — сорокалетний разбитной мальчик в кожаном пиджаке и с лысинкой, говорящий иронично, свойски, вышучивающий ведущих популярных передач (добрыйдень!). Ковры — троица граждан азиатских национальностей, которые тут же в квартире устраивают небольшой колхозный рынок по продаже того, что они никогда не выращивали, а умело купили в овощных магазинах этого же города. Тут и гордые красавцы — горные орлы на высоких каблуках, тут и умудренные розничной торговлей Насреддины, тут и горячие джигиты степей с их эпической страстью к непомятым крупным купюрам…

Фантасмагория! Заворачивай ее круче!

Вот уже ожившие вещи ведут совсем свою жизнь — приглашают нужных людей в гости, ездят на дачу, ходят куда-то по делам и на службу, беспрестанно общаются по телефону, крутят любовь и пр., пр, пр. А их хозяева?

Они уходят вдаль.

И там, лишенные груза, начинают новую жизнь. Но… это уже содержание нашего следующего романа.

Вообще, минипуляции с вещами столь же много дают возможностей в сюжете, как и введение в сюжет чертей и прочей нечистой силы.

Я помню одну оригинально поставленную в Бочат-ске пьесу из жизни фотографов. Пьеска была самая ординарная, но что-то из ее постановки мне запомнилось навсегда:

в программке было написано, что в роли русской печки выступает рояль фирмы «Беккер». И действительно — на сцене стоял рояль, он изображал русскую печь.

И второе, у всех телефонных аппаратов на сцене, которые по ходу действия должны были звонить, были колокольчики поставлены. И вот герой подходил к телефону, брал колокольчик, тряс им над головой, а потом уже поднимал трубку и говорил:

— Мда-да, фотоателье слушает!..

Письмо четвертое

Ты еще и книжки там успеваешь читать! Ну, старик!

Стариком тебя назвал только потому, что и у Хемингуэя — «Старик и море», и у Пушкина в «Сказке о рыбаке и рыбке» рыбак тоже старик.

Помню, как-то меня попросили присмотреть вечером за малым племянником. Родители ушли в театр, а я его развлекал весь вечер чтением и разговорами. Было племяшу тогда года четыре. И вот дочитал я ему про рыбака, золотую рыбку и старуху, которая никак не могла успокоиться на достигнутом, которой всегда, как поется в популярной песне, — «По-хорошему мало», дочитал, ребенок немного задумался и говорит мне:

— Надо было сразу у рыбки другую старушку попросить, добрую старушку…

А ты никогда не задавался таким вопросом?

Почему, действительно, старик потакал желаниям старухи, почему, имея возможность поменять ее, не поменял?

А может быть, и не было у него такой возможности?

Но — о твоем чтении, Я тоже ознакомился с новой повестью Анисима Кувыркалова. Она уже оригинальна тем, что наш бочатский классик посвятил ее не жизни милых его сердцу домашних насекомых, а героям, которых по всему их виду и фамилиям можно отнести к людям. Не намекает ли Анисим на что-то?

«Артист Гаврилов» — произведение, достойное разговора.