Пистоль и шпага

– Ничего страшного – жив и здоров, – хмыкнула графиня. – Но поговорить нужно. Третьего дня я получила из Петербурга письмо от своей старой приятельницы графини Татищевой.

– Супруги Николая Алексеевича? – уточнила Груша.

– Его, – подтвердила графиня. – Пишет мне о столичных новостях, вспоминает знакомых, в частности, тех, кто потерял родных под Бородино. Большой список вышел, – она вздохнула. – Но вместе с тем рассказала о герое этого сражения, объявившегося в Петербурге живым и здоровым, и представленного в свете. Это некий подпоручик Руцкий, – она глянула на дочь.

Груша подалась вперед, внимая.

– Татищева пишет, что он прибыл в столицу по именному повелению, правда, для чего, никто толком не знает. Заметили, что он вместе с лейб-хирургом Виллие регулярно посещает Зимний дворец, где, вроде, встречается с государем. В Петербурге ходят разные слухи, но, поскольку Руцкого сопровождает Виллие, многие сочли, что речь о какой-то хвори, от которой поручик пользует Александра Павловича. Что, как я полагаю, близко к истине.

– И я так думаю, – подтвердила Груша.

– Это не все, – вновь вздохнула графиня. – Приятельница пишет, что над Руцким взяла опеку графиня Орлова-Чесменская. Поселила его в своем доме, вывела в свет и всячески протежирует. Многие в Петербурге уверены, что она с Руцким любовники.

– Боже! – прошептала Груша дрогнувшим голосом и опустила голову.

– Не спеши плакать! – поспешила графиня. – Это всего лишь слухи.

– Не буду, – заверила дочь, но выступившие слезы и дрожь голоса, подсказали старшей Хрениной, что она не ошиблась. – У меня нет претензий к Платону Сергеевичу. Он мне ничего не обещал и волен выбрать другую женщину. Тем более, такую, как графиня Орлова. Кто я рядом с ней?

– Вот и я подумала, – кивнула графиня. – Богатейшая невеста России, фрейлина государыни. Где нам равняться? Не знала, как тебе это сказать. Но сегодня нежданно-негаданно получила письмо от самого Платона Сергеевича. Хочешь узнать, что он пишет?

– Да, – ответила Груша, глубоко вздохнув.

– Тогда слушай.

Левой рукой графиня взяла со стола лист бумаги, правой поднесла к глазам лорнет.

– Ну, и почерк у него! – сказал, покачав головой. – Будто курица лапой скребла. Еле разобрала. И ошибок полно. Ладно, – вздохнув в очередной раз, она стала читать: «Ваше сиятельство, многоуважаемая мной Наталья Гавриловна. Желаю вам здравствовать на многие лета! Простите меня покорно, что так долго не давал о себе знать. Сначала были походы и сражения, затем дела позвали меня в Петербург. Хоть и нет мне прощения, но надеюсь, что вы не будете строги к человеку, для которого так много сделали. Я этого не забыл и буду благодарен вам до скончания века. Спешу сообщить, что жив и здоров. Дела мои в Петербурге завершились благополучно. Мне удалось оказать услуги важным лицам, вследствие чего я теперь не подпоручик, а полный капитан…»

– Сообразила, кому он услуги оказал? – графиня посмотрела на дочь.

– Государю? – подалась та вперед.

– Кто ж еще у нас жалует чины? – хмыкнула Хренина. – Ну, Платон, ну, шельмец! Это ж как можно сразу через два чина прыгнуть? Ладно, слушай дальше: «Помимо чина, получил я денежную награду: пятнадцать тысяч рублей в векселях». Вот они! – графиня положила письмо и продемонстрировала дочери два листа плотной бумаги. – Тот, что на десять тысяч, выдан канцелярией императора, второй – государыни. Он и ей какую-то услугу оказал. Не смею даже подумать, какую, – покачала она головой. – Вот что он пишет далее: «Поскольку отправляюсь в действующую армию, то решил, что брать с собой эти бумаги рискованно, и решил поручить их вам на сохранение. Ближе людей у меня в России нет. Ежели случится так, что сложу голову на поле сражения, пусть эти деньги пойдут в приданое Аграфене Юрьевне. Она вольна истратить их, как пожелает. Остаюсь искренне ваш Платон Руцкий».

Графиня положила письмо на стол.

– Зачем он так? – всхлипнула Груша. – Не нужны мне его деньги!

– Ты, что ничего не поняла? – развела руками Хренина. – Он тебя своей душеприказчицей назначил. А кому такое поручают? Самому близкому человеку. Заметь, тебе, а не Орловой!

– Лучше бы написал! – вздохнула Груша.

– Вот! – графиня взяла со стола сложенный и запечатанный сургучной печатью листок. – Внутри пакета был. Написано: «Графине Хрениной Аграфене Юрьевне лично в руки». Держи! – она протянула письмо дочери.

Груша, вскочив, едва не вырвала его из рук матери. Сломав печать, развернула лист и впилась взглядом в текст. Некоторое время стояла так, не отрываясь от послания, затем опустила руку с письмом и улыбнулась.

– Что там? – с любопытством спросила Хренина.

– Стихи, – сказала Груша. – Только стихи.

– Я думала: объяснение в любви, – хмыкнула мать.

– Можно сказать и так.

– Дай! – графиня протянула руку.

– Лучше сама прочту, – не согласилась дочь и, поднеся письмо к глазам, стала читать звучным голосом: