Как и следовало ожидать, как только Плутарх начал слушать запись, он преобразился: глаза его округлились, он мгновенно побледнел, его полное лицо покрыл холодный липкий пот, он открыл от ужаса рот, а когда голос нализавшегося Эбернети назвал его имя и титуловал Плутарха «пальцем от длинной руки Коин, которая скоро дотянется до горла старикашки», закрыл ладонью рот и у него задрожали колени. Последствия были ему совершенно ясны. А Кассандр в этот момент зорко следил, чтобы Хевенсби внезапно не стало плохо с сердцем. К счастью сердце у Плутарха Хевенсби было отменно здоровым.
Потрясенный Плутарх молчал минут восемь или девять, дослушивать запись он не стал, резидент никак не мог понять, как это вообще стало возможно и что ему теперь делать. Теперь он находился всецело в руках Кассандра Гексли. Но последний ещё больше его удивил:
— Это не единственный экземпляр, мистер Хевенсби! Но можете не волноваться: до ушей Сноу запись никогда не дойдет. Это я вам обещаю. Это противоречит моим интересам. И убеждениям. Но повторяю, похищать Энни Кресту не следовало. И ее необходимо освободить. Сегодня же. Однако, гарантировать, что ответная реакция Финника Одейра не будет очень жесткой, я не могу, — голос Кассандра был мирным и в чем-то удрученным. Солгать Плутарху ему не очень-то хотелось, но пришлось.
— Я не могу…. Это не в моей власти, — Плутарх Хевенсби поднял глаза и увидел глаза Кассандра. И ему стало страшно, за несколько лет работы следователем, Кассандр выработал особый «абсолютно бесстрастный взгляд убийцы-маньяка» и славился умением «развязывать языки» наиболее сильным и наиболее упрямым «пациентам» тайной капитолийской полиции — Плутарх совладал с возникшем у него в горле комком и поспешно добавил: — Пока не могу. Но я обещаю, мистер Гексли, сегодня Энни освободят. Но Финник… — голос Плутарха дрогнул, он с ужасом подумал, какой изощренной и жестокой может быть месть Победителя Голодных игр.
— Я беру это на себя. Но я ещё раз повторяю, мисс Анабелль Кресту не следовало было похищать, — по-прежнему мягко ответствовал Супрефект Кассандр.
— Так это правда. Что вы с Одейром действуете заодно, — не веря своим ушам, произнес Плутарх Хевенсби.
— Нет. Мы просто очень хорошие друзья. Запомните это, мистер Хевенсби. И пусть миссис Грейкот помнит, что «золотая клетка» — суверенная собственность мистера Финника Одейра. А Энни Креста неприкосновенна. И в следующий раз я не буду это напоминать, — к концу фразы голос Кассандра стал стальным.
-Миссис Грейкот несколько необъективно воспринимает данные обстоятельства. Впрочем, мистер Гексли, я понял. Финнику Одейру вполне по силам инициировать и перевыборы президента в Бункере, — довольно быстро отойдя от сильнейшего шока, но по-прежнему исключительно бледный, ответил Плутарх.
— Именно так. Только демократическим путем. И полковник Боггс будет на стороне мистера Одейра. Впрочем, сэр, мне пора домой. Я рад, что мы с вами люди разумные и умеем учитывать интересы друг друга. И возможности.
— Я понимаю, — несколько рассеяно ответил ему Хевенсби.
-Ну, тогда до свидания, сэр. И простите мне невольную нервотрепку, но повторюсь еще раз. Аннабелль Креста неприкосновенна.
Кассандр поднялся со стула и не торопясь покинул детский центр Wings.
Спустя девять дней необычно холодным февральским вечером озябший от слишком долгой прогулки по зимнему Капитолию, выписанный наконец из Центрального госпиталя Финник Одейр вошёл в Wings.
Он поздоровался с владельцем клуба — текстильным и мануфактурным фабрикантом, ему принадлежали все частные фабрики в восьмом дистрикте и несколько крупных магазином готовой одежды в самом Капитолии, Дедалом:
— Привет, Дедал! — Финник улыбнулся старому человеку такой искренней и добросердечной улыбкой, что седовласый, выглядевший озабоченным и грустным от забот, Дедал не смог не обнять Финника крепко, по-дружески:
— Здравствуй, мой мальчик. Где ты пропадал? Опять важные дела покоя не дают?
— Не поверишь, дедушка Дедал (они знали друг друга давно и Одейр называл его «дедушкой»), я отдыхал и ничего не делал целую неделю. Лишь лежал и любовался, как солнце заходит за гору Бриммер (самый высокий горный пик в окрестностях Капитолия).
Дедал усмехнулся:
— А ты говорил, что загнанных лошадей пристреливают.
— Я ошибался. Иногда им дают немного овса и выпускают пастись на заливной луг. Жизнь прекрасна и удивительна, дедушка Дедал.
— Не верю своим глазам! У тебя сегодня день рождения или ты встретил золотую рыбку, мальчик мой? — покачал головой и, посмеиваясь, спросил Финника Дедал.
— День моего рождения уже был, а рыбка….Ее выпустили в открытое море, — ответил улыбающийся Финник и подмигнул старику.
— Тогда иди, празднуй. Но много не пей, ты меня понял, негодный и проказливый мальчишка, — в шутку пожурил Финника Дедал.
_ Я вообще пить не стану. Зачем мне нарываться на строгого дядю Плутарха, — полушутливо-полусерьезно ответил «морской бог Панема» и вошел в клуб, куда родители могли без опаски отпустить своего ребенка.