Питер Мариц - юный бур из Трансвааля

— Покойного Андрея Бурмана? — переспросил тот же густой голос, и из группы всадников выдвинулся человек сурового вида, острые глаза и резкие черты которого юноша разглядел даже в сумерках. — Почему же покойного? Разве он умер?

— Да, уже с год, — ответил Питер Мариц.

По требованию всадника, он тут же рассказал обстоятельства гибели его отца.

— Так ты его сын? — выслушав его, ласково переспросил бур. — Хороший был человек твой отец. Для нас, для нашей республики это большая потеря. Но я надеюсь, что сын Андрея Бурмана не посрамит памяти своего славного отца и в нужную минуту послужит республике.

У Питера Марица волнение перехватило голос при этих словах. И вдруг внезапное решение созрело в его голове. Он придвинул Скакуна вплотную к коню .всадника и прерывающимся голосом произнес:

— Вы господин Жубер?.. Если вы знаменитый господин Жубер, то умоляю вас: разрешите мне поговорить с вами об очень важном деле!

Жубер улыбнулся наивному тону и удивился смелости юноши, столь непривычной среди буров, где младший обычно лишь отвечает на вопросы старшего.

— По важному делу? — с оттенком иронии повторил он его слова. — Ну, хорошо, давай поговорим.

Они отъехали в сторону. Прошло всего несколько минут, и они снова вернулись к группе.

— Оказывается, этот парень является сейчас в некотором роде послом Сетевайо, — произнес густым басом Жубер, причем голос его звучал полунасмешливо, полусерьезно. — Можешь, можешь говорить обо всем не скрываясь… Но прежде всего: кто такой этот человек с тобою?

— Это наш друг, — поспешил ответить юноша, — с которым мы прожили вместе целый год у зулусов…

— Превосходно! — заметал пожилой бур с окладистой бородой. — Но как звать этого господина?

— Я Октав Кардье, — раздался мощный голос француза.

— Мингеер Крюгер, — тотчас отозвался Жубер, — можете не беспокоиться: мне известно это имя, как и многим бурам. Это действительно наш друг. Итак, молодой Бурман, можешь свободно продолжать.

Питер Мариц в первую минуту оторопел: Крюгер — это было имя самого президента Южноафриканской республики трансваальских буров. Ему предстояло, таким образом, говорить перед самыми важными в Трансваале лицами. Однако последний год принес ему столько приключений, столько внезапных и резких перемен судьбы, что он научился быстро приводить в равновесие свои мысли и чувства. Оправившись, он кратко, ясно и выразительно передал в главных чертах происшествия последнего года, рассказал про свой плен у зулусов и затем, дойдя до событий последнего времени, добавил:

— Теперь самое важное. Но об этом пусть вам лучше скажет сам господин Октав, с которым и вел все переговоры вождь зулусов Сетевайо.

— Говорите, мингеер, — вежливо обратился к французу Крюгер.

Октав изложил положение дел, указал на военную мощь зулусов, значительно усиленную за последний год, передал предложение Сетевайо вступить с бурами в союз против англичан и с особенной внушительностью закончил свою речь призывом: не упустить случая разгромить англичан, излюбленный прием которых состоит в том, чтобы стравливать между собою своих врагов и затем, когда они ослабят друг друга, бить их поодиночке.

Буры слушали его внимательно и с видимым сочувствием. Однако, дав ему кончить, Крюгер решительно произнес:

— Мингеер Октав, вопросы эти занимают нас не со вчерашнего дня, вы сами это хорошо понимаете. Кто такие англичане, мы, буры, хорошо знаем. Но Сетевайо мы тоже знаем. Сегодня он предлагает нам союз против англичан, вчера он предлагал англичанам союз против нас, и мы не уверены, что, заключив с нами союз, он завтра же снова не предаст нас англичанам. Наше положение — не легкое, скрывать нечего, оно для всех ясно. Но мы не хотим без крайней необходимости класть головы буров для спасения от разгрома армии Сетевайо, который с радостью разгромил бы и нас. Мы не скрываем от себя, что опасность есть и в том и в другом случае — соединимся мы с зулусами или не соединимся. Но тут уже ничего не поделаешь: мы попали между молотом и наковальней. Такова уж политика в этой Африке, а может быть, впрочем, она и везде такая… Как бы то ни было, у нас, у буров, выработалась в таких случаях своя привычка: если враг справа и враг слева, то что делает бур? — Крюгер окинул взглядом всадников и твердым голосом произнес: — В таких случаях бур не спит и крепче сжимает ружье.

Ропот одобрения пронесся среди всадников.

— Об этом вам может лучше, чем я, рассказать наш дорогой Жубер… Однако вы говорили, что с вами Сирайо, брат вождя зулусов… Я его не вижу. Я думаю, господа, нам незачем долго совещаться и оттягивать ответ?

— Ясно! Правильно!.. О чем тут говорить!.. — раздалось несколько голосов.

— Давайте сюда зулуса, — обратился Крюгер к Октаву и Питеру Марицу. — Куда вы его запрятали? Кончим это дело тут же, и пусть он поворачивает назад под покровом ночи: здесь его того и гляди сцапают англичане… Только вот что: говорить с ним будут бурские старейшины, а кто именно, он не должен знать. Да, в сущности, это и не имеет значения: у нас насчет этих дел одинаковое мнение у всех.