«Кто знает, какое влияние имело это на отношение Корнилова к русской революции?»[1300]
Заняв пост командующего Петроградским военным округом, Корнилов при поддержке Гучкова стал настойчиво добиваться расширения своей служебной компетенции. В частности, он разработал проект создания Петроградского фронта, прикрывающего подступы к столице через Финляндию и Финский залив. В состав нового фронта планировалось включить части Кронштадта, Ревельского укрепленного района и самого Петроградского гарнизона; обсуждалось и присоединение к нему Балтийского флота. Таким способом авторы проекта хотели освободить столицу от воинских частей, становившихся весьма ненадежными: эта реорганизация давала право командующему фронта проводить передислокацию фронтовых и тыловых частей по своему усмотрению[1301]
. Но назначенный Верховным главнокомандующим Алексеев был не в восторге от учреждения нового фронта под Корнилова. Завязалась бесконечная переписка со ставкой о территориальных границах предполагаемого фронта[1302]. От этой интриги отвлек апрельский кризис, наглядно показавший, что столичный гарнизон с готовностью откликается на подстрекательство посторонних лиц и не склонен неукоснительно исполнять приказы непосредственного начальства. Временное правительство в эти дни находилось в смятении, и лишь обращение Корнилова к солдатам с напоминанием, что они – революционные войска и не должны подтверждать мнение о себе как о недисциплинированном сброде, выправило ситуацию[1303].Командующий разными способами пытался укрепить дисциплину. Так, в ответ на участившиеся случаи побегов из воинских подразделений он решил оглашать в печати фамилии дезертиров, нарушивших свой долг перед Родиной[1304]
. Однако это мало помогало, и Корнилов жаловался военному и морскому министру на усиливающуюся анархию во вверенном ему округе. Анализируя ситуацию, он пришел к такому выводу:«Во всех воинских частях, где быстро и глубоко пошло разложение, надо искать причины в командном составе, и это в большинстве случаев не слабость, а революционный карьеризм»[1305]
.Гучкова не надо было долго убеждать: в самом аппарате министерства многие офицеры намеревались вступать в партию эсеров, поскольку рассматривали Временное правительство как непрочную, промежуточную структуру. Их помыслы концентрировались на социалистах, к которым, им казалось, следовало втереться в доверие[1306]
. Образец такого поведения демонстрировали«Я ждал после апрельских дней повторения этих дней в более общей форме, полагая, что дойдет дело до вооруженного мятежа, но мне казалось, что надо сохранить Корнилова на таком посту, где он в нужный момент мог бы быть использован»[1308]
.Непреодолимым препятствием для осуществления гучковского плана вновь стал Алексеев. Несмотря на настойчивость министра, ставка не менее шести раз отвергала кандидатуру Корнилова. Гучков говорил о трудностях управления наиболее распущенным Северным фронтом, о необходимости присутствия там твердой руки, об уместности Корнилова в непосредственной близости от Петрограда – на случай будущих событий. Но Алексеев оставался непреклонным, игнорируя политическую сторону и ссылаясь на недостаточный командный стаж Корнилова, а также на невозможность обойти других, более опытных кандидатов, которые лучше знают фронт. Подводя итог бурной дискуссии, Алексеев заключил: если назначение состоится помимо его воли, он незамедлительно подаст в отставку[1309]
. В результате достигнутого компромисса Корнилов оказался лишь командующим 8-й армией Юго-Западного фронта. Добавим: неприязненные отношения, установившиеся между Алексеевым и Корниловым в первые месяцы революции, сохранялись и в дальнейшем. Даже когда в 1918 году генералы встретились в Новочеркасске, приступив к формированию Добровольческой армии, они мгновенно начали ожесточенную борьбу друг с другом, причем резкие конфликты возникали по самым незначительным поводам[1310].