Питер Пэн

Крюк шагал твёрдо, но радости не чувствовалось в его поступи. Крюк был подавлен. Им часто овладевало такое настроение, когда он оставался наедине с собой в ночной тишине. Он был в общем-то очень одиноким человеком. Пираты, его верные собаки, не были его друзьями.

Крюк было его прозвище, а не настоящее имя. Он был из хорошей семьи и окончил когда-то привилегированную школу. Кое-что из её традиций всё ещё оставалось в нём. И в особенности забота о том, чтобы быть всегда в хорошей форме.

В хорошей ли форме он сейчас? Вот над чем размышлял мрачный Крюк.

Но мысли не приносили ему утешения, потому что он не мог решить, значит ли это быть в форме, когда мысли о ней лезут в голову? Эта проблема терзала его. Его вдруг посетило предчувствие скорого конца. Точно страшная клятва Питера достигла в этот момент корабля. Потом его ошеломила мысль: «Меня всегда не любили дети». Странно, что он подумал о том, что никогда в жизни его не заботило. Швейная машинка, что ли, нагоняла на него меланхолию? Да! Дети его всегда боялись. Вот Сми-то они почему-то не боятся! Он им даже вроде бы нравится. Чем же он им нравится? Может быть, тем, что умеет быть в форме? Боцман всегда был в хорошей форме, хотя сам не догадывался об этом. А не догадываешься – это и есть лучшая форма! Он уже занёс свой коготь над Сми, но остановился. Ударить человека за то, что он в форме? Что это должно было означать? То, что ты сам в плохой форме!

– Свистать всех наверх! – отдал он команду громовым голосом. – Вывести пленников!

Бедных узников, всех, кроме Венди, выстроили перед ним.

– Так вот что, паршивцы, – обратился к ним Крюк. – Шестеро из вас сейчас прогуляются по дощечке, но мне нужны два юнги. Кто из вас будет мне служить?

Когда они ещё сидели в трюме, Венди велела им: «Не раздражайте его понапрасну». Поэтому послушный Болтун сделал шаг вперёд. И хотя ему была неприятна мысль – покоряться такому мерзкому человеку, как Крюк, он начал очень вежливо:

– Я не думаю, сэр, чтобы моей матери была симпатична мысль, что её сын сделался пиратом. И твоей тоже, Малышка, а?

Он подмигнул Малышке.

– И я думаю: да, она бы не захотела, – сказал Малышка с таким видом, точно желал бы, чтобы это было наоборот. – А ваша мама, Двойняшки, захотела бы, чтобы вы стали пиратами?

– Вряд ли, – ответил один из Двойняшек.

– А твоя мама, Кончик…

– Прекратите! – завопил Крюк. – Вот ты, мальчик, – обратился он к Джону, – разве ты никогда не хотел быть пиратом?

Джон действительно иногда мечтал об этом, когда его заставляли решать задачки по арифметике. Его поразило, что Крюк об этом догадался.

– Хотел. И чтобы меня называли Джек Красная Рука.

– Хорошее имя, – подтвердил Крюк. – Мы будем так тебя называть, если ты станешь пиратом.

– Как ты думаешь, Майкл? – спросил Джон.

И вдруг Крюк по его глазам понял, что тот просто дурачит его и оттягивает время. Он взорвался:

– Хватит! Готовьте планку и приведите сюда их мамашу!

Они были всего лишь мальчишками, и они побелели от ужаса, видя, как Джукс и Чекко привязывают доску. Но они постарались выглядеть молодцами, когда на палубу вывели Венди.

Трудно было даже выразить словами, как Венди презирала пиратов. Ещё для мальчишек в самом слове «пират» было что-то захватывающее. А она увидела лишь то, что судно не драилось годами. Всё так заросло грязью и пылью, что не было ни одного предмета, на котором нельзя было бы написать пальцем «дурак». И она кое на чём уже написала.

– Так вот, красавица, – сказал Крюк сладким голосом, точно он сидел в сахарном сиропе. – Сейчас ты увидишь, как твои деточки прогуливаются по планочке.

– Они должны умереть? – спросила она, глядя на него с таким презрением, что он чуть не потерял сознание.

– Обязательно! – зарычал он. – Тихо! Мать скажет прощальное слово своим детям.

Венди была великолепна в этот момент.

– Вот моё последнее слово к вам, дорогие мои мальчики! Я знаю, что должна передать вам от ваших настоящих матерей. Они всегда говорят в таких случаях: «Если нашим детям суждено умереть, пусть они умрут мужественно и гордо».

От этой речи даже пираты растерялись и растрогались. Первым пришёл в себя, конечно, Крюк.

– Привязать её!

Её привязывал Сми. Он шепнул ей:

– Послушай, милая, я спасу тебя, если ты согласишься стать моей мамой.

Но даже симпатичному Сми она не могла этого обещать.

– Я предпочту остаться бездетной, – сказала она презрительно.

Крюк сделал шаг по направлению к Венди. Он собирался повернуть её лицо таким образом, чтобы она видела, как её дети погибнут один за другим. Но он не дошёл до неё. Он никогда не услышал страдальческого стона, который хотел из неё исторгнуть. Он услышал нечто иное.

Это было ужасное тик-так крокодила.

Все они – и пираты, и мальчишки, и Венди – услышали тиканье, и все взоры, как флюгера от ветра, повернулись в одну сторону. Все глядели не туда, откуда доносились звуки, а на Крюка. Всем было ясно: то, что должно сейчас произойти, касается его одного; в один миг они превратились из действующих лиц в зрителей.