Читаем Пицца МОСГУГ полностью

Очень часто сталкивался с суждениями опытных театралов, знатоками городских тайн Москвы и просто любознательных людей о том, что Большой театр является неким олицетворением московского мистицизма, а проще говоря, в нём обитают привидения и прочие бестелесные духи. Знаете, почему я всегда относился к подобным россказням с уважением, с искренним доверием и пониманием? А, я поясню…

Все сосредоточились на театре, а то, что свои флюиды он распространял и на своё окружение, как-то упустили из виду. Я понимаю, что такая мелочь, вроде нашей горстки, притулившейся в "трещине" за самой дальней стенкой, не в счёт. Но мы не считаем себя пустым местом и поэтому громким голосом говорим: "И мы многократно видели, слышали и чувствовали кожей то, что не в состоянии объяснить!"

Несколько раз я впрямую сталкивался с призраком, причём, одним и тем же и настолько явственным, что на галлюцинации и временную потерю разума это не спишешь. Этот случай, растянувшийся во времени и разбившейся на несколько эпизодов заслуживает отдельного описания и попытки объяснения.

В отдельной главе попытаюсь обрисовать и передать ощущения, обуревавшие меня в те минуты.


Глава 3. Моя детская Москва.


Моя детская Москва в памяти осталась бесконечной дорогой в детский сад в один из дворов улицы Петровка и обратно в нашу "вставку" (не путать со Ставкой, ха-ха…). С эпизодическими, но бесценными для меня "остановками". Сразу разбегаются глазки и чешутся ручонки – за что хвататься! Вовсе не от избытка сохранившегося материала, а, наоборот, из-за боязни просыпать те немногочисленные крупицы, что имеются. Или, не дай Бог, забыть в последний момент какой-то важный фрагментик, кусочек…

Садик располагался довольно далеко, и добирались мы с отцом до него минут тридцать. Пешком по Петровке ближе к Бульварному кольцу. И где-то там сворачивали во дворы и петляли в переулочках. Кстати, здание этого садика сохранилось до сих пор… Что было в садике, как мы проводили там время, чем занимались, представляется одним днём. Точнее суток, так как я часто оставался меня в нём с ночёвкой. Была такая "опция" для работающих родителей. Никаких конкретных эпизодов – только запахи, описать которые сегодня не представляется возможным из-за отсутствия современных аналогов. Единственное, что помню более-менее осязаемо, так это одну девочку с чёрными косичками, с которой мы делили акварельные краски, но опять-таки уже по пути домой. Мы с ней хотели пожениться ещё. Родители с обеих сторон были не против… Насколько я помню, свадьба не состоялась по причине нашего скорого переезда.

Самый "урожайный" на воспоминания этап – обратная дорога домой. Родители, чаще отец, старались провести меня разными путями, зацепить как можно больше разнообразных крючочков, которые бы оставили в моей памяти эти драгоценные минуты. Спасибо ему за эти бесценные крючочки…

Часто мы заглядывали в булочную на Большой Дмитровке (забыл её тогдашнее название). Очень мне нравилось заходить в эту булочную! Какой там стоял душистый аромат сдобы с маком и арахисом… М-м-м-м-м… Слюньки текли до пола и шлёпались на него сочными полновесными каплями… Любил тыкать без осознанной цели в батоны металлической ложкой, висевшей на цепочечке тут же. Просто потому, что так делали все толпящиеся у лотков взрослые. Ещё мне нравилось разглядывать огромные, словно накаченные насосом, калачи на самых высоких полках. Если бы дотянулся, то обязательно собрал эти огроменные "замкИ" все в охапку и унёс с собой. Но допрыгнуть до них я был не в состоянии… Только смотрел на них и вздыхал с сожалением.

Очень долго я был уверен, что хлеб в магазине не может быть другим! Только лишь, исключительно горячим и мягким с хрустящей корочкой. Редко мы доносили такой батон до дома в целости, незаметно для себя обязательно съедали половину. Идём по улице и жуём всухомятку вкуснейшую мякоть, а корочкой захрустываем…

Пока мама "пробивала" в кассе покупку, отстояв обязательную и внушительную очередь, я, словно дирижабль в воздушном охранении, кружил по залу вокруг "островка" со всевозможной выпечкой, конфетами и печеньем. И облизывался самым натуральным образом, напоминая кота, готовящего свой прыжок за добычей. Но уже знал, что брать с прилавка "не хорошо". Чудесные мгновения, самые сильные…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное