Читаем Пиво, стихи и зеленые глаза (сборник) полностью

Пиво, стихи и зеленые глаза (сборник)

Михаил Абрамович Ландбург , Михаил Ландбург

Женщина отошла от окна лишь под утро, и вдруг почувствовала, как её мозг раскалился от неудержимой, мучительно сверлящей мысли о смысле своей будущей жизни и о том, что отныне она навсегда свяжет себя с тем, что осталось там, на холмах…

* * *

В один из весенних дней, когда земля под Иерусалимом подсохла, она взобралась на холмы не одна, как делала это обычно, а вместе с пятилетней девочкой, которая, весело перебегая от валуна к валуну, издали крикнула:

– Мамочка, может быть, это здесь?

– Может быть… – ответила женщина.

– А может, там? – косым взглядом девочка проследила за уходящей от её ножек узкой полоской тени.

Не трогаясь с места, женщина шумно вздохнула, поправила на голове косынку и посмотрела туда, где над верхушками деревьев кружила большая чёрная птица.

– Где-то здесь… – прошептала она. – Где-то здесь…

В полдень девочка пожаловалась на усталость, и тогда они спустились с холмов на обочину дороги, чтобы дождаться прихода пригородного автобуса в Иерусалим.

Шофёр, открывая дверцы, спросил:

– Ну, что?

Женщина молча опустила голову.

* * *

Однажды в один из летних дней девочка, прислонившись к самому большому валуну, сказала:

– Ты, мамочка, не знаешь… Ты каждый раз не знаешь…

Женщина пожала плечами.

– Сегодня ты опять не знаешь, да?

– Где-то здесь! – устало проговорила женщина.

– А может быть, там? – девочка махнула ручкой в сторону тех холмов, к которым спешили белые облака.

Женщина посмотрела на дальние холмы, и её голова упала на грудь. Прикрыв руками лицо, она вдруг испугалась пришедшей на ум мысли: «Вдруг моя голова теперь будет жить отдельно от тела?..»

– Может быть! – сказала она.

– У меня болят ножки! – пожаловалась девочка.

Женщина безвольно опустила руки.

– Мамочка, – сказала девочка, – я больше не хочу на эти холмы!

* * *

В последующие полвека женщина приходила на холмы одна и, ласково трогая заросшие мхом валуны, жадно глотала воздух.

Тишина.

Безответность.

Мысли.

Всякие.

Порой самой непонятные.

А в конце дня женщина спускалась к обочине дороги.

– Ну, что? – спрашивал водитель пригородного автобуса.

* * *

Зимой мир становился мокрым, холодным, лишним.

Пустота.

Мертвенность.

Усталый мозг.

Усталые глаза.

По ночам женщина металась в постели, зовя к себе из памяти прошлого нежность.

И томилась верой.

И безверием.

Спать!

Уснуть!

Спать!

Уснуть!

Утром – новый день…

Новые глаза…

Новые холмы…

Новые боли в груди…

Прибегал внук, и тогда женщина читала ему книжки о войне за Независимость или рассказывала о дедушке, который там, на холмах, остался…

Однажды внук сказал:

– Мама считает, что теперь дедушку не найти…

– Мы найдём! – перебила женщина.

– Правда?

– Мы найдём!

Мальчик обнял бабушку и спросил:

– Это тогда, когда я стану взрослым?

– Торопиться быть взрослым ни к чему, – сказала бабушка.

«Уснуть! – говорила она себе, оставаясь одна и пытаясь разглядеть сквозь размытые ночью стёкла окон дальние холмы.

Спать!

Уснуть!»

На стене, над кроватью, фотография дочери и внука.

Спать!

Уснуть!

Спать!

Уснуть!

Молитва.

Долгая.

Жаркая.

Честная.

Однажды сердце женщины разорвалось.

* * *

От своих сверстников внук отличается разве лишь тем, что два раза в год – весной, когда земля под Иерусалимом подсыхает, и ранней осенью, когда спадает жара – он взбирается на холмы и там долгими часами бродит, что-то высматривая за валунами, покрытыми густым наростом унылого мха.

Чушь собачья

На меня нашло…

Заметив в толпе прохожих женщину с большими грустными глазами, я забежал в цветочный магазин и выбрал букетик из пяти астр.

– Пожалуйста, примите! – сказал я проходившей мимо меня женщине.

– Что?

– Цветы я нёс сестре, – солгал я, – только её не оказалось дома…

– Но…

– Сестре принесу в другой раз!

– Вы, наверно, хороший брат! – улыбнулась женщина.

– Очень, – заметил я, – очень хороший!

Женщина улыбнулась снова.

– Сегодня цветы ваши! – я ощутил острое желание взять женщину за руку и уйти с ней туда, где ни города нет, ни прохожих, ни вообще никого…

– Что ж… – проговорила она.

Я опустил глаза и искоса взглянул на её бёдра.

– Что если нам вместе поужинать? – предложил я.

Женщина не ответила.

– Сыты?

Вдруг, крепко сжав мои пальцы, она прошептала:

– По горло!

– Тогда я провожу вас, ладно?

– Что ж, – сказала она, – что ж…

Дома она включила большой вентилятор.

– Душно, – сказала она.

– Душно, – отозвался я.

В углу на диване сидела маленькая девочка и смотрела по телевизору носорогов. За окном была видна стена соседнего дома. Поставив астры в синюю вазу, женщина ушла на кухню и вернулась с бутылкой воды для девочки.

– Мы ни о чём не говорим, – заметил я.

– Надо?

– Не хотите?

Она пожала плечами и спросила:

– О чём?

Я перевёл взгляд на носорогов, а потом сказал:

– Ну, например, о жизни, о Боге, о смерти…

Женщина подняла голову и стала разглядывать вентилятор.

– Хотите поговорить о Боге? – спросила она.

Я немного задумался.

– Нет, пожалуй, – сказал я, – тут многое не скажешь…

– Тогда о смерти?