Плач

Она стоит и смотрит на Александру. На красивую, счастливую Александру.

Размытых кадров хватило на несколько часов, но, когда все разъехались и Джоанна осталась в доме одна с Алистером и его матерью, реальность снова вернулась и сфокусировалась. Джоанна легла на двуспальную кровать в старой комнате Алистера, стала вспоминать, как убила своего сына, снова и снова проигрывать этот момент у себя в голове. Вот она сидит на своем месте в самолете, вот она открывает бутылочку, вот она дает ему в маленькой белой ложечке лекарство, на которое у него аллергия. Она убивает его.

Хотелось во всем признаться. Хотелось умереть. Именно в таком порядке.

Элизабет была у себя в спальне, она молилась. Мрачный монотонный распев наполнял дом. Джоанна накрылась подушкой, чтобы не слышать.

В комнату вошел Алистер и протянул Джоанне стакан воды и две таблетки, она их приняла, не спрашивая, что это. Оба долго молчали, а потом Джоанна сказала:

— Так нельзя. Я не смогу.

Алистер опустился на кровать рядом с ней и взял ее за руку.

— Мы потеряли сына. Мы не заслуживаем того, чтобы лишиться и всего остального тоже. В том, что мы сейчас делаем, нет ничего дурного. Мы никому не причиняем зла.

— Точно?

— На сто процентов. Мы всего лишь хотим, чтобы никто больше не пострадал: ни Хлоя, ни мы сами. Мы не плохие люди. Мы не злые.

Она уткнулась носом ему в грудь.

— Я не злая?

— Ты хорошая, моя дорогая. Ты очень хорошая. И скоро все это будет позади.

17 Джоанна 16 февраля

Этот звук разбудил ее примерно через час — плач. Она почувствовала, как твердеют груди: чем громче плач, тем тверже они становятся. Она обхватила их руками, груди горели огнем, разрывались на части. Она выбралась из постели и пошла на звук. Вышла в прихожую, открыла дверь на улицу. Солнце уже вставало. Было холодно, градусов на двадцать пять ниже, чем тогда, когда они прилетели. Она остановилась на веранде и прислушалась. Звук стал тише, но он определенно доносился с той стороны дороги. Она пошла на звук, босая, чувствуя, как боль в груди смягчается с каждым шагом и плач тоже с каждым шагом становится не таким горьким. Ярко-красная розелла с сине-желтыми крыльями долбила клювом дерево в саду напротив. Джоанна только сейчас заметила здесь это дерево: сизигиум, лилли-пилли, точно такое же, как то, под которым Алистер похоронил Ноя. В это время года на нем не было ягод, но Джоанна узнала его по буйной зелени и мягкой округлой кроне. Дерево имело не меньше двадцати футов в высоту и почти столько же в ширину — под такими деревьями устраивают пикники. Она согрелась, груди стали смягчаться, из них вышло немного молока — ответ на контакт, на знак. Розелла издала звук, похожий на писк резиновой игрушки, — не тот, который слышала Джоанна, — и улетела. Ной говорил с ней. Между ними была связь, и связывало их оно — дерево лилли-пилли.

Джоанна забралась обратно в постель, устроилась рядом с Алистером и лежала без сна, воображая себе то, настоящее дерево. Если она смогла услышать голос Ноя в шуме ветвей собрата того дерева, то можно себе представить, каким восхитительно ощутимым будет это присутствие, если подойти к тому, главному дереву. Когда Алистер проснулся, она первым делом попросила его об этом.

— Расскажи мне о дереве.

— Что?

— О том месте. Опиши мне его.

Алистер протер глаза, повернулся на бок и посмотрел на нее.

— Хорошо. Оно стоит в глубине сада. Сад огромный, не меньше двух акров. Он очень красивый и зеленый, листва такая блестящая и густая, что солнце сквозь нее почти не проникает и трава под деревом не растет.

— Оно высокое?

— Ну, примерно как то, что растет напротив этого дома.

— А ягоды на нем созревают каждый год?

— Думаю, да.

— Я куплю этих ягод в магазине и сварю джем.

— Джоанна…

— Да?

— Тебе нельзя туда, ты ведь это понимаешь?

Она уставилась на него.

— Прежде чем мы встанем, я хочу кое-что еще раз обговорить с тобой.

Это станет их утренним ритуалом — ритуалом, которого она панически боялась и часто притворялась спящей, чтобы его избежать. Начинался ритуал с таблеток.

— Прими-ка вот это.

— Это что?

— Валиум. Он тебя успокоит, поможет справиться.

Она запила таблетки глотком воды, надеясь, что они успокоят ее настолько, что она вообще перестанет что-либо чувствовать.

— Я положил бутылочки из «Бутс» вместе с подгузником, совком и одеялом в мусорный мешок и закопал. Я закопал его могилу руками, аккуратно разровнял на ней землю. У меня на руках и под ногтями осталась грязь, полицейские на допросе это заметили. Я сказал им, что упал и испачкался, когда бегал по улицам и искал Ноя. Они спрашивали тебя об этом?

— Нет. Но я говорила им, что ты всюду бегал и искал.