Плач

Отец оставил Джоанну Линдси, когда ей было тринадцать лет. Это, наверное, не прошло для нее бесследно?

Что она за учитель? Даже ее ученики настроены к ней критически. Один сказал мне, что она «с приветом», другой — что «неуравновешенная», а еще один — что она «увлекалась книжками про самоубийства».

Почему никто из родных и друзей Джоанны Линдси не приехал в Австралию помочь с поисками и просто поддержать ее?

Не сидит ли она на наркотиках? Полиция ее вообще проверяла?

Если Джоанна Линдси кормила грудью, зачем ей понадобились тампоны? У кормящих матерей месячных не бывает.

Вопросы, опубликованные сегодня, полны отчаяния и злости:

Почему полиция не обыскала дом свекрови?

Не находится ли там ключевая улика? Аноним в этом уверен.

Почему поисковых собак пустили только в прокатную машину?

Тщательно ли работали собаки? Нередко они бывают невнимательны.

Чем больше я вчитываюсь, тем отчетливее понимаю: авторы обвиняют не его, а ее. К своему удивлению, я обнаруживаю, что мне неприятен этот шквал ненависти к Джоанне, и выхожу из интернета.

*

Звонила моя адвокат — сказала, что слушание по делу об опеке все же состоится и она хочет встретиться со мной сегодня, чтобы убедиться, что мы хорошо подготовлены. Неужели они и в самом деле считают, что сейчас подходящий момент для оспаривания права опеки — учитывая обстоятельства? Полное безумие, но это вполне в духе Алистера — отказаться от отсрочки. Он не желает проигрывать, даже когда шансов у противника намного больше.

Адвокатская контора находится на двадцать третьем этаже одной из башен Риалто-Тауэрс. Лифт скользит быстро и мягко, точно в сказке. Выйдя из него, я останавливаюсь на несколько секунд, чтобы убедиться, что под ногами есть пол. Я не люблю высоту, поэтому до стойки регистрации иду по середине коридора и смотрю себе под ноги, чтобы в поле зрения не попало ничего слишком роскошного. Ковер — мягкий и без рисунка. Тихая музыка — назойливо умиротворяющая. Я опаздываю на две минуты, папе придется их оплатить, и общая сумма гонорара адвоката на сегодняшний день составит две тысячи двести семьдесят долларов. Девушка за стойкой регистрации — молодая и ослепительно-прекрасная. Так и слышишь, как проходило собрание, где обсуждался персонал: Побольше классных девчонок с сиськами — это привлечет клиентов-мужчин. Если бы столько денег было у женщин, у них на ресепшн стоял бы Брэд Питт.

— Латте, мисс Донохью?

Вероятно, у нее отмечено в компьютере, что мой любимый горячий напиток — латте. Я отказываюсь, потому что во время первого визита с меня содрали за кофе девять баксов. И еще три взяли за бискотти, которых я не просила.

Через минуту адвокатша уже усаживает меня в кресло и спрашивает, как у меня дела, но я научилась избегать дорогостоящих светских бесед.

— Прекрасно. Неужели слушание и вправду состоится?

У меня в блокноте — список вопросов, и я намерена потребовать прямых ответов на каждый из них.

— Во всяком случае, я ничего не слышала о его отмене или переносе, поэтому нужно подготовиться так, как если бы все шло по плану. Правда, дата пока не назначена.

Я перехожу к вопросу номер два.

— Как то, что с ними произошло, повлияет на мои шансы?

— Хороший вопрос, — говорит она, раскачиваясь в своем шикарном кожаном кресле.

— Я знаю. Вы могли бы на него ответить?

Моя прямота ее не шокирует. Я была адвокатом по правам человека, пока Алистер не обрек меня на материнство. Я была и адвокатом, и подругой, и счастливым человеком. В Шотландии я не имела права работать, а здесь у меня пока не получилось вернуться в профессию. И работа не самая подходящая для матери-одиночки, и мозги у меня никак не встанут на место.