Плач

— Я убила его потому, что больше не могла находиться с ним рядом ни одной секунды.

— Ваша честь, я хотел бы попросить о небольшом перерыве. — Адвокат Джоанны снова вскакивает, лицо встревоженное. Перерыва он требует явно не из сочувствия к ней, а потому что это добавляет убедительности «психиатрической» версии. — Как вы все видите, моя подзащитная в расстроенных чувствах — ей необходим отдых.

— Не настолько они расстроены, чтобы я не могла говорить! — кричит Джоанна.

Судья внимательно смотрит на Джоанну и в конце концов, видимо, приходит к выводу, что подсудимая и в самом деле чувствует себя не лучшим образом.

— Объявляется перерыв до четырнадцати ноль-ноль.

*

Я не могу ждать до двух. Мне нужно быть рядом с Хлоей. Да и вообще, оттого, что я сижу здесь, ни мне, ни кому-либо другому никакой пользы. Пора двигаться дальше.

Джоанну еще не увели из зала суда. Мисс Эймери — пожилая дама, которая давала показания вчера, — подошла к Джоанне и разговаривает с ней, взяв за руку. Джоанна говорит что-то и смотрит на мисс Эймери умоляюще. Я читаю по губам: она говорит «спасибо». Потом обнимает старушку, и вот уже та целеустремленно проходит мимо меня.

Надо отсюда выбираться. Действовать дальше. Хочется поскорее увидеться с Хлоей и мамой, с папой и Филом.

Хочется перестать чувствовать то, что я уже чувствую: жалость к ней.

Хочется снова в полной мере ощутить то, чего я уже не ощущаю: гнев.

Едва я вышла из здания суда, как меня окликнул женский голос.

Женщина нагнала меня, с трудом переводя дух.

— Александра, — снова произносит она мое имя. — Я — Кирсти Макникол, подруга Джоанны. Я пойму, если вы не захотите со мной разговаривать, но я подумала, вдруг у вас найдется немного времени, чтобы выпить со мной кофе?

Я смотрю на запястье, чтобы оттянуть принятие решения, вспоминаю, что уже много лет не ношу часов, и говорю:

— Да, конечно.

Мы сидим в закутке старомодного кафе на Бёрк-стрит.

— Джоанна попросила меня передать вам кое-что, — говорит Кирсти и достает из сумки сверток. — Я не знаю, что это, но обещала, что передам.

Я беру сверток и удерживаюсь, чтобы немедленно его не развернуть. Ума не приложу, что она могла мне прислать.

— У вас, конечно, больше причин ее ненавидеть, чем у кого-либо, — говорит Кирсти. — Но…

Она начинает плакать, хватает салфетку из подставки и аккуратно вытирает потекшую под глазами тушь.

— Да нет, что там, — говорит она. — Вы имеете полное право ненавидеть ее. Она сваляла такого дурака!

— Что вы собирались мне сказать?

— Она была такой хорошей до него!

Теперь тушь уже не спасти — она льется с густых ресниц верной подруги черными ручьями.

— Я знала ее всю жизнь — с ясельной группы. Она такая солнечная! Мы всегда были вместе, неразлучны, если не считать того времени, когда она стала тайком встречаться с ним. И ее мама — она была точно такой же. Добрейшей душой. Я знаю, что в это трудно поверить, но она совсем не такая, какой ее все считают. Она вовсе не плохой человек. А этот чертов козел… Совсем как ее отец. Простите.

— Ничего-ничего. — Я протягиваю ей новую салфетку — она ей совершенно необходима.

— Это не просто слова — она действительно была очень хорошим человеком. По-моему, до встречи с ним она за всю жизнь ни разу никому не соврала. Она была веселая. Счастливая. Я так ее любила. — Кирсти улыбается и вытирает глаза. — Ладно, отпущу вас домой. Я, правда, не знаю, что в этом свертке, но, если вы захотите со мной поговорить, вот моя визитка.

Убирая руку со стола, она опрокидывает стакан.

— Я всегда такая! «Ты вазы крушишь и ломаешь фарфор», — говорит она и ставит стакан на место.

— Что? — удивляюсь я.

— Да это так, из одного стихотворения, которое мне очень нравится.

Ну да, точно, его цитировал Фил. «Ода к Ал».

— А, из того, про растяпу? — говорю я.

— Нет-нет. Это про любовь. Стихотворение о том, как он ее обожает.

Кирсти вручает мне визитку, оставляет на столе десятидолларовую купюру за два кофе и протягивает руку, чтобы пожать мою. Когда она скрывается из виду, я смотрю на визитку: Кирсти Макникол, менеджер по организации мероприятий, и адрес в Ислингтоне. Я кладу визитку на стол и спешу на трамвайную остановку, улыбаясь ее последним словам и думая о Филе.

Это про любовь. Стихотворение о том, как он ее обожает.

Мне не терпится посмотреть, что там, в свертке, и я, конечно, не могу ждать до дома. Отыскав в девятнадцатом свободное место, я открываю пакет, пока трамвай дребезжит по городу и въезжает в Карлтон. Внутри — плюшевый медвежонок Эдвард из мультфильма «Бананы в пижамах», записка от руки и распечатка на листе А4.

Записка гласит:

Александра,

я нашла этот сверток в портфеле Алистера и подумала, что его нужно отдать Хлое.

Мне бы очень хотелось придумать слова получше, но я могу сказать только одно: мне бесконечно жаль, что все так вышло. Простите меня.

Джоанна