Затем я рассказал ему о пропавшем мальчике, и он с готовностью предложил поискать его в больницах, но при этом печально добавил:
— В Лондоне тысячи бездомных детей, и с каждой неделей их становится все больше — сирот и тех, кого прогнали из дома, или приехавших из деревни. Многие живут недолго.
— Я знаю. Но Тимоти… тут отчасти я виноват.
— Не думай об этом. Я уверен, что ты прав и он все еще в городе, а предложенная тобой награда поможет его найти.
С этими словами Малтон положил мне на руку утешающую ладонь.
Я вернулся домой незадолго до обеда. Барак был уже там и сказал, что вывел на поиски дюжину человек. Он велел им набирать новых помощников с обещанием, что если они найдут мальчика, то каждый получит свою долю награды.
— Работа переложена на других, — ухмыльнулся он. — Ника я тоже возьму на поиски, мы с ним более чем наверстали упущенное, работая в конторе.
— Спасибо, — сказал я, как всегда благодарный за его практичность.
— Думаю, вам нужно остаться дома, чтобы выдать вознаграждение, если кто-то его найдет. Когда вы должны быть на пиру?
— В пять. Стало быть, отправиться мне нужно в три.
— Тогда я займу ваше место. — Барак погладил бороду. Она была, как обычно, опрятной — Тамасин следила, чтобы борода была подстрижена. — Вы увидите лорда Парра?
— Постараюсь, — ответил я мрачно.
— Помните: если надо, мы с Ником вечером к вашим услугам.
— Тамасин…
— С ней все будет хорошо. Идти туда одному — безумие.
— Да. Надеюсь, лорд Парр выделит несколько человек, но приведи Николаса сюда после поисков Тимоти и дождитесь меня. На всякий случай. Спасибо, — добавил я, хотя звучало это нелепо.
Глава 41
К трем часам к моим дверям доставили нескольких оборванных мальчишек, но Тимоти среди них не оказалось. Я оставил Барака и взял лодку, чтобы подняться по реке до Хэмптон-Корта. Перед выходом из дома я постарался очистить свою робу от лондонской пыли. Взятую на время золотую цепь я нес в мешке — идти в ней по Сити означало бы искушать уличных грабителей. Я устал, спина у меня болела, и мне страшно хотелось лечь, а не сидеть на жесткой скамье в лодке.
— Едете на празднества, приветствовать французского адмирала? — спросил лодочник.
— Да, туда, — кивнул я.
— В прошлом году меня призвали на войну и послали в Гемпшир. Впрочем, нашу роту не погрузили на королевские корабли. Когда французский флот уплыл восвояси, мы отправились по домам. Но я потерял кучу денег, оставив свое ремесло.
— Но, по крайней мере, вы вернулись живым.
— Да. Не всем так повезло. А теперь мы приветствуем француза как героя. — Лодочник повернулся и плюнул в реку.
Вдали уже показались высокие кирпичные трубы Хэмптон-Корта.
Один из множества расставленных на причале стражников отвел меня в Большой двор перед дворцом. За широким двором с лужайкой возвышались высокие стены, в центре которых Большие ворота вели во внутренний двор и к основным зданиям, чьи красные кирпичные фасады ярко горели на солнце. Хэмптон-Корт представлял собой широкие, связанные между собой пространства в полном контрасте с тесными башенками и крохотными двориками Уайтхолла — не такого красочного, но более роскошного.
В Большом дворе я увидел два пиршественных шатра, о которых упоминал Николас, искусно раскрашенных под кирпичную кладку, с развевающимися над ними флагами Англии и Франции. Даже в меньшем из этих шатров могла разместиться сотня человек. Были также поставлены королевские шатры еще меньшего размера, и их яркое многоцветье придавало происходящему праздничный вид. Сотни людей, в основном мужчин, хотя было среди них и изрядное количество женщин, все в своих лучших нарядах, стояли, беседуя, на широком дворе. Туда-сюда сновали лакеи, разносившие серебряные кувшины вина и предлагавшие сласти с подносов. Стоял гул голосов.
Привратник отметил мое имя в списке — конечно, был составлен список, и всякий, кто не явился, услышал бы о нем — и сказал мне, что в шесть часов король и королева пройдут с адмиралом д’Аннебо и своей свитой от Больших ворот через Большой двор и войдут в пиршественные залы. Потом будет музыка и танцы. Когда затрубят трубы, все мы должны будем радостно закричать, а до этого мне было велено общаться, просто общаться.
Я взял у лакея бокал вина и пошел в толпу искать лорда Парра. Его не было видно, хотя я увидел другие знакомые лица. Старый герцог Норфолкский в алой робе с белым меховым воротником, несмотря на зной, стоял со своим сыном графом Суррейским, которого я раньше видел в приемной королевы в Уайтхолле. Оба с аристократическим презрением смотрели на толпу. Епископ Гардинер в своем белом стихаре что-то настоятельно говорил в углу лорду-канцлеру Ризли. Оба казались озлобленными. Эдвард Сеймур, лорд Хартфорд, блуждал по двору, самоуверенными расчетливыми глазами оглядывая толпу городских сановников и мелких придворных чинов. Рядом с ним была худая женщина в зеленом кринолине и шляпе с пером. Многие говорили, что он добился успеха, как воин и политик, благодаря тайному руководству своей жены Элизабет. У нее было определенно кислое язвительное лицо.