Вот так, без каких-либо прелюдий, просто взял и дотронулся там, где она порой сама себя боялась трогать. Только никакого ужаса она при этом не испытала. Наоборот. Возжаждала большего, потянулась к нему, как невинный бутон дикого цветка к лучам ласкового солнца, питаясь его теплом и нежностью, как живительным эликсиром вечного бессмертия. И никакого стыда или неуместного испуга. Даже захотела взглянуть на него. Самой прикоснуться к нагому мужскому телу, увидеть своими глазами его фаллический орган в том состоянии, о котором ей в мельчайших деталях описывала Полин д’Альбьер. А может и протянуть к нему свои почти уверенные пальчики, желая прочувствовать его наощупь, узнать, что же это такое на самом деле. Пусть при этом сердце готово было выскочить из груди, соблазн изведать греховное таинство впервые в жизни брал верх над любыми моральными доводами и стойкими убеждениями стыдливого рассудка.
«Я не буду прятаться… Пожалуйста!» - кажется, она простонала ему прямо в губы, и её чуть было не расщепило на тысячи огненных искр всесминающей эйфории. Над ней будто и в самом деле склонился очень тёмный и неописуемо прекрасный ведический бог чёрного солнца. И глаза его были черны, как два гагата, в которых неминуемо тонула любая, пойманная их затягивающим омутом зазевавшаяся жертва. И их оплетающая чернота становилась частью его воли, физически осязаемой и столь же возбуждающей, как и его прикосновения. Он словно скользил по её коже (и под оной тем более!) буквально везде, разгораясь в оголённых клетках интимной плоти блаженной негой и невыносимым сладострастием. И, конечно же, прижигал поверхность раскрытого перед ним девичьего лона бесстыжими ласками то ли горячей длани, то ли чего-то иного. Будто сам являлся воплощением нечестивой похоти, без какого-либо усилия и сопротивления со стороны совращённой им обреченицы воспаляя своими манипуляциями и беспрепятственным проникновением бренное тело немощной добычи.
И всё равно это было невообразимо прекрасным. Как если бы сама становилась частью этой мистической мглы или живого воплощения чистейшего экстаза, сжигающего в абсолютный тлен тебя вчерашнюю и любое подобие здравомыслящей сущности. Ничего более не казалось теперь столь важным и значимым, кроме данного погружения в обострённые эмоции и запредельные ощущения. И ты в них сгорала буквально и живьём, растворяясь в них полностью без остатка и телом, и сознанием. А они и не останавливались. Ширились и набухали, наливаясь смертоносной мощью и заставляя свою жертву чуть ли не кричать во весь голос, а то и вовсе молить о пощаде. И сковавший её своей растлевающей волью черноглазый демон тоже не останавливался. Оно и понятно, ведь это на его кончиках невесомых пальцев стенали все её чувства и неконтролируемая жажда получить большее, слиться с чужой плотью в одно целое, в одну общую агонию торжествующего безумия.
«Маленькая грешница! – если бы в его голосе звучало осуждение, а не одобряющий комплимент, ещё и напряжённым, пронимающим хрипом, может быть ему и не удалось бы утопить её окончательно в своём бездонном омуте первозданного порока. – Бесстыжая негодница! Я же вижу тебя насквозь, все твои помыслы, желания и срамные фантазии. Вижу, как ты тянешься к запретному, мечтая испачкаться этой «грязью»… Как хочешь испробовать на вкус сладчайший плод осуждаемого всеми греха. Познать мужчину… Познать меня!..»
Она так и не поймёт, что он сделает. Надавит ли сильнее на воспалённую вершину её перевозбуждённого клитора или же полностью накроет плавящим ожогом всю поверхность промежности. Слишком быстро… а может и нет. Но то, что его слова обрушаться на неё сминающим жаром одержимой похоти, впившись в тело жгучими иглами нестерпимой истомы, и она сама втянет его, будто раскалённый песок кипящую волну живительной влаги, в этом никто из них не усомниться. Ни он, вобравший её ответные спазмы сильнейшего оргазма своей тьмой, ни она, задохнувшаяся от крика под ударами внутренних вспышек оглушающей разрядки… А потом ещё и дёрнется несколько раз, и в самый последний, когда ей почудится, что она падает. Резко сорвётся в разверзнувшуюся черноту пугающего мрака, так и не успев понять, что же это было и почему столь упоительное сумасшествие так неожиданно оборвалось, вырвав её из сладкого плена ирреального забвения и заставив открыть глаза.