Плач богов (СИ)

- Можешь присесть на кровать, - голос тоже охрипнет и почти сорвётся, когда Эвелин не совсем уверенно вышагнет из упавших на пол вещей и панталон, по существу оставшись уже в последнем элементе нижнего белья.

В тот момент её смелости останется лишь завидовать, поскольку сдерживать себя Хейуорду будет стоить неимоверных сил и титанического терпения.

- Только присесть? – она сама скинет туфли, видимо, мечтая уже спрятаться под одеяло и хоть как-то унять нервную дрожь во всём теле. Но всё же присядет на ближайшую к ней сторону более-менее сносно заправленной постели.

- Пока да… - и всё это время он не отведёт от неё поплывшего взгляда, даже когда будет стягивать через свою голову собственную рубашку, а потом на пару минут присаживаясь у её ног, чтобы освободить те от тонкой вязки шелковых чулок.

Поймёт ли с каким упоением он будет впитывать чувствительностью своих пальцев нежнейший бархат её кожи? Её пугливую дрожь (возможно неожиданно сладкую) от его прикосновений к её оголённым голеням и ступням. И конечно же шокированные мурашки, которые выступят эдакими предателями на ещё совсем недавно гладкой поверхности.

Может поэтому и не сможет сдержаться. На несколько секунд накроет её холодные, чуть ли не кукольные пальчики с нижней частью ступней своими широкими, горячими ладонями и припадёт губами к одной из коленок. А она ахнет, почти затрясётся, не зная, что делать и о чём просить. Вцепиться в пододеяльник задышав во всю грудь и явно сдерживаясь, либо от страха, либо от собственных желаний что-то вытворить в ответ.

А он заскользит губами чуть выше, к более чувственному участку ноги, к основанию внутренней части бедра, бесстыдно вдыхая её запах и совершенно не скрывая собственных откровенных целей. И естественно захочет большего, как только уловит тонкий, едва уловимый аромат женского естества, смешанный с запахом влажной ткани, который ударит в голову похлеще ядрёной порции шотландского виски. Как тут не озвереть и сорваться?

- Вот теперь можешь ложиться.

- На спину?.. А сорочка? Её надо снимать? – с того, каких стоило ей мучений произнести последние слова, можно писать целую картину. Но он лишь мягко улыбнётся, осторожно поглаживая ей ножки пока только до коленок, надеясь данными жестами хоть как-то успокоить растревоженную скромницу. Знала бы она, каким ошеломляющим соблазнением выглядели все её действия и в особенности выражения лица.

- Если не хочешь, то не нужно. Она мне не помешает. Во всяком случае, только скроет твою наготу.

- Это плохо или хорошо? – ещё и щёчки зардеются более ярче, а губы так и вовсе запылают маковым оттенком, под цвет растёртых мужским фаллосом нежнейших складок девичьего лона.

Догадывалась ли она, какие картинки рисовало его похотливое воображение?

- Главное, чтобы комфортно было тебе. Хотя, да… Для меня лучше, когда тело полностью открыто. Это возбуждает до предела. – и будто в подтверждение своим словам, примется расстёгивать пояс и ширинку да своих брюках.

Эвелин ничего так и не ответит. Банально не сможет, оцепенев где-то на пол пути к центу кровати. Так и зависнет в скованной полусидящей позе, опираясь трясущимися руками о матрац за спиной. Её и без того смущало, то, с какой непредвзятой лёгкостью он снял до этого с себя рубашку, обнажив загорелый гладиаторский торс, который она ещё совсем не так давно со срамной жадностью разглядывала из укрытия в Лейнхолле. Только сейчас всё будет выглядеть как-то по-другому. Или же воздействовать на её ничем незащищённый рассудок столь близким откровением. Теперь будут видны все когда-то недоступные её пытливому взору детали: линии, выпуклости и родинки – то, что не сумела разглядеть издалека и в шоковом состоянии в портовой бане. И это окажется во истину невероятным и неописуемым, усиленным чётким пониманием, что она не просто может им любоваться, но и осязать его близость, его физическую опасность – необратимый момент их физического контакта, соприкосновений и слияния. И то расстояние, что останется меж ними, едва ли подействует на сознание и тело мнимой защитой.

Вроде бы и мощные, но на деле весьма хрупкие косточки ключиц; впечатляющий объём натруженных тяжелейшей работой плеч, не менее округлые бицепсы, упругие крылья мускулистой груди и целый ряд мышечных «подушечек» поверх рёбер и центрального рельефа живота. И всё это покрывает тончайший слой бронзовой кожи, испещрённой то там, то здесь ветвистыми змейками вздутых вен, особенно на руках и нижней части торса. Может ещё тёмные пунктиры тонких волосков на изгибах локтей, игривым росчерком у тёмных сосков и более густой линией от впадинки пупка – указательной дорожкой вниз к пока ещё прикрытому лобку.

И, похоже, ей всё равно мало, даже не смотря на то, как зашивается от страха её мечущееся в груди сердечко и как мгновенно в жилах вскипает кровь, приливая к коже и к некоторым участкам тела (как наливаются томной тяжестью груди, покалывая в сосках ошеломительной негой и отдаваясь мучительной пульсацией между стиснутых стыдливым жестом ножек). Да! До дикости мало!