Плач Дантов

Джеррелл посмотрел на неё, такую юную.

– Знаешь, почему они так назвали себя, Серафимы?

– Почему?

– Серафитус-Серафита – демон Любви!

Усмешка на его алых губах.

– Был такой писатель – Бальзак, – Оноре де Бальзак. Его перу принадлежит роман «Серафита» – он об удивительном существе, которое одни люди видели мужчиной, а другие – женщиной!

– Поэтому они такие? Не мужчины и не женщины…

– Они так сохраняют себя, – возможно разум – душу. Они «заглядывают в эту бездну, не падая в неё» – они сражаются за то, чтобы сохранить «жизнь в себе»!

– Таким странным образом?!

– Знаешь, что стало для меня самым страшным в смерти Сандры?

– Скажи!?

Джеррелл закрыл глаза, обратил лицо к солнцу.

– Все стали на одно лицо – люди, и лица стали не лица, а рыла!

– Умерла «жизнь в тебе»!?

Элен не спрашивала.

– Упала на землю замертво!

Глава 7

Он шёл и шёл, встречал людей, встречал огни домов – заглядывал в окна, словно в глаза, шёл.

Джеррелл так и не свыкся с этим ощущением отсутствия семьи, – своей, семьи, дочери, и даже брата, который всё же, так или иначе, участвовал в их с Сандрой, жизни.

С Тимом они никогда не были друзьями, не были и приятелями – они были братьями, людьми, которые ни смотря на все свои разногласия, способны друг друга понять, и уж тем более, поддержать! За это он любит брата – за взаимовыручку! Любит, за компромиссность, – бывший военный, ветеран войны в Ираке, не озлобился, не очерствел – Тим Миллс всегда был хорошим парнем!

– Эй, Джеррелл!? – Раздался неподалёку от него, женский голос.

Он узнал этот голос, повернул голову – Хелена Риос, женщина, с которой он встречается время от времени.

– Привет! – Улыбнулся Джеррелл.

– Привет, ковбой!

Её глаза вспыхнули, улыбнулась.

– Как дела?

– Хорошо… – Заулыбался он, довольный встречей. – А у тебя?

– И у меня!..

Хелена стояла, опираясь плечом о деревянный столб террасы своего дома.

– Подожди! – Вдруг сказала она, и ушла, исчезла в дверях дома.

Джеррелл удивился, что ж, он подождёт.

Хелена вернулась, неся в руке казаки – ковбойские сапоги.

– У тебя же сорок четвёртый размер ноги!?

– Да.

Он вновь улыбнулся, – рядом с этой женщиной, он чувствует себя мальчишкой, чувствует эйфорию юности.

– Ну, держи!

Она отдала ему сапоги.

Посмотрела вниз, на его ботинки.

– Совсем износились.

– Да!

Джеррелл улыбался, смотря на неё – брюнетка, с бархатно-чёрными глазами, – с нежной оливковой кожей… Как он её любит, эту кожу… Гладить! Прикасаться! Ласкать!

Хелена подняла голову, заглянула в глаза.

– Значит, мне это удалось?

– Что?

– Преодолеть твою холодность!

– Я был холоден? – Рассмеялся Джеррелл.

– О, да!

Какой у неё смех, горячий и сладкий, как молоко с мёдом, грудной и немного хрипловатый – чистое наслаждение!

– Ну, что ж, – Лукаво, с блеском в глазах, сказал он. – Я больше не холоден!

Она засмеялась, – запрокинула голову назад, и смеялась.

И Джеррелл забылся, смотря на неё, так желанно, так до пьяна – забылся!

Глава 8

«В этом одиноком мире

Нет никого

Кого я могла бы держаться

Никого —

Только Ты!

Если Ты уйдёшь,

Всё – зря!

Ты слышишь!? Зря!

Ты не можешь поверить мне

До конца

Никому не можешь!

Люблю! В этом пустынном мире

Только Тебя!»5

Осень отгорала, умирала в муках, как святой в пожарище земных страстей, и Элен казалось, что она слышит стон её предсмертный.

И вновь это чувство – заплакать… Как хочется заплакать, потому, что нет никого!

– Все есть у кого-то, – Думала она. – А я? У кого есть, я? В этом мире, есть ли я у кого-то?!

Когда оно пришло к ней, это чувство тоскливого одиночества?

Элен знала – когда – со смертью первой любви.

Райни.

Девочка-мальчик… демонёнок!

Смелая Райни, отчаянная Райни…

С какой теплотой Элен вспомнила, о той, кого нет!

– Умираю, – Подумала она. – Вспомнив о Тебе! И оживаю…

Джеррелл прав? Такова жизнь; то умираешь, то оживаешь!

Элен вспомнила, как он прочитал ей те стихи Далана Томаса «Не властна Смерть, тут остаётся

Не позабыты мертвецы!

Живые, что слезами память омывают —

Кружатся вместе под Луной».

– Да, – Подумала она. – «Ты меня разрушаешь… Ты принес мне радость»!

Она вдруг подумала, – Блаженны от любви, и беспощадны…

Посмотрела на осень, – остановилась, – посмотрела.

– Как в Тебе это уживается «чёрно-белый сон и море чувств»?

Он сказал ей «Я сделал кормушку для птиц. Где мы её повесим? Куда поставим?..».

Беззащитная улыбка.

– Могу прибить к дереву!..

Элен поняла его – он забыл, забыл… просто жизнь, когда ты просто идёшь и делаешь что-то – например, устанавливаешь скворечник!

У него руки добрые – умеет, и подправить и сделать с нуля…

Она сказала ему:

– Давай, поставим скворечник на дереве – на том, который у нас, во внутреннем дворике?

– Давай! – Улыбнулся Джеррелл, улыбнулся с облегчением – боялся, что не поймёт…

Элен улыбнулась ему, – его глазам – он напомнил ей Агасфера Марка Шагала, того, что надо всем – над церквами с куполами синими, и даже над Зимой, бессмертной как Смерть…

– Мельмот, – Подумала она, наблюдая за ним. – Мельмот скиталец, Мельмот-страдалец!