Плач домбры

— И правда, бей-агай, почему не сказал: нет, дескать, у нас такого войска! Почему хоть малость с ногаями не поторговался? — подняв глаза, угрюмо спросил Юлыш.

— Вот и хваленый твой друг Юлыш против тебя, а не против меня! — Байгильде, воспрянув, надменно огляделся по сторонам.

Но никто больше не подхватил его слова. Чего-то ждали. В юрте стояла тяжелая тишина. Только Таймас-батыр сказал негромко:

— Вот тебе на!

Бей был доволен вспыхнувшим спором. Сейчас, в запале, они многое выскажут, что у них на уме. «Вот бы показать вам серебряное кольцо, — как бы тогда заговорили?» — подумал он. Что теперь гадать, что маяться, все решено — голубь улетел, и назад пути нет. Опять заговорил Байгильде. Даже не скажешь, что тот самый человек, который минуту назад был готов лопнуть от ярости. С широкой угодливой улыбкой на лоснящемся лице он сказал:

— Ай-хай, хитер же ты, сват! Сидишь и нас испытываешь, будто и знать нас не знаешь, в первый раз сегодня увидел, а?

— Ты не петляй, говори прямо! — Острый взгляд Богары впился ему в лоб.

— И скажу, сват, скажу… Тот, кого ты назвал дервишем… которого кормил, поил, да еще еды на дорогу дал, далеко не ушел. Мои джигиты подкараулили его и привели ко мне. Вытянули разок по спине камчой, сразу все сказал.

— Ну и что? Он-то здесь при чем?

— При том. Лазутчик он! От Хромого Тимура. Я его в колодки забил. Завтра ответ будет держать. — Байгильде, довольный, погладил реденькую бородку. — На твой суд отдам. Скажешь зарезать — зарежу, скажешь повесить — вздерну.

Почтенные мужи загудели, как пчелиный рой. Богара поднял руку, попытался успокоить их, но гул в застолье не утихал. Каждый торопился высказать свое. Бей сидел и слушал. Турэ кричали на Байгильде, что, схватив дервиша, он поступил глупо и опрометчиво: коли весть об этом дойдет до Тимура, страшно подумать, чем она может обернуться, если же отпустить его на волю и ногаи прознают об этом, тоже ничего хорошего не жди.

— Хорошо, хорошо… завтра же отправлю его к свату Кутлыяру, и вся недолга, — сказал Байгильде, думая тем остановить спор.

Богара стиснул в руке ханский ярлык, печати раскрошились в побелевшем кулаке. Отдать дервиша Кутлыяру было хуже всего. Забьют в колодки, начнут пытать огнем, тот все и выложит — и кто он такой, и о чем они с беем толковали.

— Ладно, высокий ямагат, не будем из-за какого-то оборванца в сторону уходить, — сказал бей, стараясь не выдать своего беспокойства. — Давайте ешьте, пейте… Ох-ха-ха, кумыс-то, оказывается, кончился! Эх, работнички, работнички, даже сна своего побороть не могут… — С этими словами он вышел из юрты. — Дармоеды! Лодыри! Бездельники! — послышался его сердитый голос.

Богара нашел способ развязать тот узел, вернее, разрубить и теперь спешил сделать задуманное, покуда еще оставалось время. Он быстро прошел в караульную юрту, поднял, встряхнул дремавшего там Аргына и в нескольких словах сказал, что ему делать. Аргын сразу подтянулся, лицо стало жестким. Нет, здесь Аргын не подведет, в таких делах он сообразительный. Не слушая его ворчания, повеселевший Богара поспешил к гостям. Вслед за ним один из охранников-джигитов внес кадку с кумысом.

Аргын был обижен, что его не позвали на совет старейшин, даже во сне он чувствовал эту обиду. И хотя на приказ отца заворчал: «Они опрокинут, а Аргын поднимай…» — однако столь важным поручением был доволен.

Гостям же было не до кумыса. Эх, как прост был мир, и как теперь запутан мир, а тут еще тайны какие-то, странные события, грозящие бедами и напастями! Вот что давит на плечи почтенных мужей, вот что их пугает. Что там кумыс, что мясо?..

— Вот так, уважаемые турэ и батыры. Как я уже сказал, царю Тимуру до нас, а нам до царя Тимура дела нет. И дни и пища наши здесь… Войскам, которых требует хан, надлежит в течение десяти дней съехаться на пересечении дорог, у подножия Сарыкташа. Сотники и десятские — как прежде, снаряжение — полное походное: еда-провизия, юрты, казаны… Юлыш-турэ, тебя назначаю своим помощником. С зарей уйдут гонцы к тамьянам и бурзянам. Пока они доскачут…

— А почему Юлыш? — сумел вставить слово Байгильде.

— Потому что зовут его Юлыш![33] — усмехнулся Богара, видя согласие остальных.

— Тьфу, коли так! — Байгильде вспыхнул, резво, как мальчишка, вскочил и, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания», бросился к двери.

За порог еще не шагнул, пронзительно свистнул. Сай-канская охрана узнала зов своего турэ, кто же еще здесь будет свистеть, как вор? Было слышно, как тут же, стуча копытами, примчались и стали кони. Оставшиеся в юрте еще не успели понять, что к чему, а топот копыт, удаляясь, исчез в предутренней тишине.

— Пусть поскачет, остынет малость, — сказал Богара. Хоть про себя встревожился: Байгильде, по его расчетам, уезжал в свое кочевье рановато, как бы там они с Аргыном не столкнулись. — Молодым батырам можно в соседней юрте прикорнуть малость… К турэ же у меня есть разговор.

Вот тогда он и выложил тайную весть, полученную от лазутчика Хромого Тимура.

— Чуял я, таил ты про себя что-то, бей. Афарин! — сказал Аккужа-батыр. — Так куда же думаешь повернуть войска?