Плач Минотавра

— Каждые девять лет мои люди будут приезжать в Афины, чтобы выбрать семь самых статных юношей и семь самых красивых девушек из числа афинской знати и царской семьи. Их станут отвозить на Крит, чтобы отдать на съедение Минотавру, чудовищу, живущему в недрах горы Юктас. Лишь эта кровь утолит мою жажду мести.

Получив согласие Эгея и отобрав первые четырнадцать жертв, Минос снял осаду, и критский флот отправился домой.

Дни вина

Когда я вернулся из Аттики, моя жизнь резко изменилась: Минос щедро отблагодарил меня за успешное лечение, и я вдруг стал богат. Разумеется, с возвращением к Пасифае к Миносу вернулся его недуг, но, поскольку он опять стал пользоваться носилками и есть без удержу, моей славе великого врачевателя ничто не угрожало.

Однако увиденные мной ужасы войны навсегда превратили меня в грустного человека и истового почитателя Богини. Так что почти все свое богатство я отдал жрицам, чтобы те раздали его жителям трущоб. Себе я оставил достаточно денег для безбедной жизни и испросил у царя разрешения остаться во дворце, вместо того чтобы переехать в собственную усадьбу, как поступало большинство разбогатевших ахейцев.

Я с неохотой вернулся к своим ночным похождениям в Магог и каждую ночь смотрел, как счастье рекой течет перед моими глазами, но сам себя счастливым не чувствовал. Я почти позабыл Ариадну, хотя она стала столь близкой, сколь и недоступной. Вино, которое дарило радость другим, превратилось для меня в медленный яд. Каждое полнолуние я страшно напивался и отчужденно бродил по улицам, пока какая-нибудь женщина не останавливала на мне свое внимание и не овладевала мной. Так прошло несколько лет: я разрушал свое тело, ни о чем не заботясь, ничем не интересуясь, с трудом справляясь с немногими возложенными на меня обязанностями, лишь благодаря которым и не наложил на себя руки.

Я смутно помню ночь, когда познакомился с Пиритом. Я как раз покидал Магог, твердо решив на время бросить пить, чтобы очистить разум и тело, а он появился передо мной с протянутой рукой.

— Что тебе нужно, чужеземец? — спросил я, подняв взгляд и наткнувшись на его черные блестящие глаза.

— Меня устроит любая милостыня, — ответил он, — но если бы я мог выбирать, я бы хотел быть таким же пьяным, как и ты.

Я отдал ему единственное, что у меня было: подаренную Ариадной серебряную сережку, которую я не без труда вытащил из уха. Прохожий поблагодарил меня и засмеялся странным смехом, заставившим меня еще раз внимательно посмотреть на него: его улыбка была одновременно привлекательной и жестокой, а под лохмотьями угадывалось молодое и сильное тело.

— А теперь, — слова давались мне с невыносимым трудом, — мы напоим тебя как следует.

Я отвел его в Магог или, скорее, дотащился до Магога вместе с ним. Мы вновь попали в самый разгар праздника, с которого я только-только ушел. Хотя все увиденное и было ему в новинку, Пирит быстро освоился. Он легко сошелся с кноссцами, которые в разговоре с ахейцами обычно замыкаются и молчат.

— Внезапно откуда-то появилась Ариадна. Глаза Пирита засверкали, едва он увидел, как она входит в сад, где мы праздновали возвращение одного нашего близкого друга из Лидии. Увидев, что я не один, Ариадна подошла поздороваться. Ее поцелуй на некоторое время вернул мне способность соображать.

— Дорогой, да ты, как я погляжу, умеешь утолять жажду, — насмешливо сказала она, учуяв, как от меня разит вином.

Я почувствовал, как удивился мой спутник. Греки считают, что кносские женщины ведут себя как ахейские блудницы и их повадки вызывают у мужчин смесь возмущения, стыда и возбуждения.

— Да и ты, милая, как я погляжу, тоже это умеешь, — выдавил из себя я.

Польщенная Ариадна скорчила милую гримаску, хотя было видно, что она пришла сюда не выслушивать мои комплименты. Заметив смущенного и немного пьяного Пирита, царица переключилась на него.

— Эта сережка мне что-то напоминает, чужеземец, — сказала она, признав свой подарок.

— Она напоминает тебе о том, как будет украшать твое прекрасное лицо, — сказал Пирит, снимая ее. — Я носил ее, чтобы отдать первой женщине, которой она понравится.

Неслыханный жест для ахейского попрошайки. Под белой маской Ариадны мелькнула улыбка: ее не столько обрадовал неожиданный поступок ахейца, сколько насмешила судьба сережки, нежданно вновь попавшей к ней в руки.

— Какой же ахейский народ имеет обычай носить лохмотья с серебряными украшениями? — спросила она.

Пирит слегка покраснел.

— Я афинянин или, вернее, был им до недавнего времени. Теперь я кноссец, если я правильно понял ваши правила гостеприимства.