Ариадна улыбнулась и оглянулась, ища глазами хозяина сада. Пирит смущенно замолчал и вернулся к выпивке. Ночь была длинной. Кто-то дал мне лиру, но я был уже слишком пьян, чтобы играть. Ариадна, повинуясь желанию хозяина, освятила вино, которое мы пили. Она сама ввела обычай освящать питье не для религиозных празднеств, а для обычных посиделок. Эта маленькая ересь получила широкое признание среди кносской молодежи, которая злоупотребляла божественной амброзией, стремясь прожить короткую, но полнокровную жизнь. Дело в том, что жрицы добавляли в священный напиток особый сорт маслин, и он давал ощущения в десятки раз более сильные, чем от обычного вина, но при этом становился смертельно опасным. Человек, не знающий меры, быстро терял связь с реальностью: вино превращало его в блаженного, устами которого говорила Богиня, жизнь несчастного мало-помалу превращалась в кошмар наяву, и вскоре он умирал. Должен признать, что сам во многом поспособствовал распространению подобного обычая своими песнями.
— Для чужеземцев одна часть вина на десять воды, — сказала Ариадна, поднося чашу Пириту. — Для пьяниц и блаженных тоже, — добавила она сквозь смех, глядя на меня.
Я молча взял у нее кубок с разведенным вином, потому что всегда мог отлить себе чистого напитка из других чаш, которые обычно отставляли, лишь слегка отхлебнув. Пирит попробовал амброзию, строго следуя указаниям Ариадны. Очень скоро его стошнило, и Ариадна, умело подбирая слова, повела его по всем стадиям наркотического опьянения. Я отправился в мир блаженства в одиночестве, напутствуемый улыбкой царевны. В своем видении я оказался в родном краю, хотя никогда не бывал там и даже не знал, где он находится: обрамленная высокими деревьями равнина и серебристая солнечная дорожка на глади моря казались мне странно знакомыми. Это видение было единственным утешением для сироты, не знавшего собственной матери. Но, блуждая по полям и аллеям неведомой родины, я краем глаза видел, как руки Ариадны скользнули под лохмотья Пирита, и даже музыка моего детства не могла заглушить их сладких стонов.
Прошлое Пирита
На следующий день меня разбудил светящийся от счастья Пирит. Он сказал, что прошлой ночью словно заново родился. Я посмеялся над его наивностью и попросил оставить меня в покое. Ариадна переодела юношу, взяла его в свою свиту и сделала одним из своих фаворитов. Я сразу заметил, что наряд придворного подходил ему гораздо больше, чем обноски попрошайки. Откровенно говоря, Пирит, с гордо поднятой головой выхаживавший вокруг Ариадны, выглядел довольно нелепо, но многие прощали наивному и неотесанному парню напыщенность за открытую и щедрую улыбку.
От остальных ахейцев Пирита выгодно отличало одно качество: он был крайне любознателен, причиной чему, как я думал, была его любовь к Ариадне. Юноша очень быстро освоил все кносские обычаи и традиции, постоянно расспрашивал меня об истории города, которой я тогда почти не знал, о судьбе Европы, которую я видел лишь в самых своих болезненных снах, и о лабиринте, до которого я добредал лишь в серьезном подпитии.
— В Афинах, — сказал он мне как-то, — говорят, что у Минотавра огромные рога и что он живет в самом центре земли, что он выскакивает непонятно откуда и хватает свои жертвы, а его похоть столь необузданна, что он насилует их, прежде чем съесть, будь то мужчина или женщина…
— Если ты хочешь попасть в лабиринт, поищи себе другого спутника. Не считая моего собственного сердца, нет на земле места, которое пугало бы меня больше, — повторил я излюбленную кносскую поговорку. И добавил: — Тебе лучше поговорить со своей возлюбленной. Уж она-то с радостью отведет тебя в обитель своего брата.
Любознательность Пирита сочеталась с необычайной скрытностью, особенно когда речь заходила о его прошлом. «Я приехал на Кносс, спасаясь от нищеты», «Я бежал из Афин, спасаясь от разъяренного отца одной девушки», «Я бежал, спасаясь от кары за несовершенное мной преступление», — устало отвечал он на мои вопросы, не особенно скрывая, что все это — наспех выдуманная ложь. Однако в один прекрасный день Ариадна в моем присутствии задала ему тот же вопрос. Пирит на секунду задумался, прежде чем ответить. У него наверняка была заготовлена какая-нибудь очередная отговорка, но солгать царевне или уйти от ответа он не решался.
— У меня возникли некоторые разногласия с одним очень влиятельным человеком, я впал в немилость и был изгнан из Афин, — сказал он, тщательно обдумывая каждое слово. — Я должен хранить в тайне имя своего недруга, поскольку даже несправедливость не дает мне права открывать секреты Афин кноссцам, если только я не хочу навлечь на себя бесчестья.
— Надо же, какие секреты, — расхохоталась Ариадна. — Если ты скрываешь, что в Афинах объявился сын Эгея Тесей, так об этом знает даже мой отчим Минос. Он собирается отплыть туда, чтобы схватить мальчишку как можно быстрее.