Плачь обо мне, небо (СИ)

Зазвучали чужие шаги, приближаясь к нему; хрипло выдохнув, Дмитрий повернул голову, в которой шумело от удара, чтобы увидеть появившихся в дверях жандармов. Один из них приблизился к нему, помогая отбросить подстреленного противника и подняться, другой изучал помещение. И только тут Дмитрий вспомнил о том, что здесь должен быть еще и Борис Петрович.

Однако старый князь, похоже, воспользовался заварушкой, и словно сквозь землю провалился.

– Упустили? – уточнил один из жандармов.

Дмитрий пожал плечами; дыхание перехватило от новой волны обжигающей боли – он и запамятовал о всаженном лезвии.

– Он не мог далеко уйти. Надо обыскать дом. И здесь должна быть еще женщина.

Его спутники кивнули. Один тут же покинул кабинет, другой задержался, обернувшись:

– Мне пойти с Вами?

Качнув головой, Дмитрий перехватил рукоять ножа.

– Я справлюсь сам. Мне даже оружие оставили, – насмешливо указал он на свое предплечье.

Офицер хмыкнул, оценив иронию, и тоже растворился в полутьме особняка.

***

«Извините, что я обращаюсь к Вам впервые с прошением. Но, видя моего бедного Папа, нашу страну и народ, согнувшихся под игом несправедливости, я естественно обратила мои взоры к Вам, мой дорогой Папа, с которым меня связывают узы любви и доверия. Вот почему я, как дочь, идущая за своим отцом, умоляю Вас употребить Вашу власть, чтобы облегчить те ужасные условия, которые Отца вынудила принять грубая сила Германии. Вы знаете, как глубоко мое доверие к Вам. От имени моего Отца я прошу у Вас помощи, если это возможно, и защиты от наших ужасных врагов».

К письму, полученное парой дней ранее, взгляд Императора возвращался уже в который раз. В последний день октября австро-прусско-датская война завершилась, но отнюдь не так, как хотелось бы Дании – Германия потребовала аннексию Шлезвига и Гольштейна, что делало и без того маленькую Данию еще меньше. Этого стоило ожидать, когда против Дании выступили силы, с которыми ей было не тягаться, но Кристиан IX еще продолжал питать надежду на политическую поддержку и, соответственно, возможность отстоять упомянутые герцогства. Об этом же свидетельствовало и письмо, написанное Дагмар – маловероятно, что принцесса, наверняка особо никогда не следившая за военной политикой, решила без родительского ведома искать помощи у Российского Императора.

Александр поджал губы, вновь скользя глазами по строчкам.

Нужно было обладать немалой смелостью, чтобы в столь шатком положении уже пытаться воспользоваться едва наметившимся союзом. Признаться, он не ожидал, что принцесса так скоро начнет плясать под дудку своих родителей – в том, что те попытались бы получить выгоду из не так давно случившейся помолвки, не было сомнений, но все же. Россия не имела никакого желания вмешиваться в конфликт Германии и Дании хотя бы потому, что имела крепкие связи с первой (взять хотя бы тот факт, что Императрица была немкой), а с последней только-только породнилась, и то – обручение еще не свадьба, его всегда можно аннулировать.

Когда Дагмар рассматривалась в качестве невесты для Николая, Император догадывался, что к ней прилагается и чересчур деятельная королева Луиза, которая не упустит возможности вытянуть из отношений с Россией все, что ей будет под силу, и король Кристиан – не такой сумасбродный и властный, как его супруга, но отнюдь не безвольный и тихий. По крайней мере, инициатива с письмом исходила явно от него – если бы к оному приложила руку королева, выглядело бы послание иначе.

Однако отчего-то Александр предполагал, что Дагмар куда менее подвластна родительскому влиянию. Теперь же его начали одолевать сомнения в верности сделанного шага: протянувшиеся к власти руки потенциальных датских родственников хотелось обрубить.

Возможно, ситуация изменится, когда принцесса прибудет в Россию, оказавшись оторванной от семьи. Но что если она и здесь останется отражением желаний датского королевского Дома?

Стоило ли рассмотреть другие кандидатуры на роль невесты цесаревича?

Взгляд Императора упал на лежащие рядом со злосчастным письмом бумаги. Со дня помолвки прошло чуть больше полутора месяцев, а вопрос ремонта покоев Александровского дворца так и не решился. Уже нашелся архитектор, которому можно было доверить эту работу, определили главные покои для цесаревича с супругой, за которые приняли бывшие комнаты Николая Павловича и Александры Федоровны. Однако все что-то стопорило начало этого процесса, и указы оставались лишь на бумаге.