Плачь обо мне, небо (СИ)

«… угодно, чтобы Высоконареченная Невеста Государя Наследника, по прибытии в Россию, до бракосочетания с Его Высочеством, занимала, во время пребывания своего в Царском Селе комнаты блаженныя памяти Императрицы Марии Федоровны в Старом Дворце и чтобы по вступлении в брак Их Высочества помещались в бывших комнатах, почивающих в Бозе Императора Николая Павловича и Императрицы Александры Федоровны, в котором сделать следующие изменения: спальню устроить в бывшей, в последнее время, Столовой комнаты, где оная была прежде; уборную для Ея Высочества в Проходной комнате, возле сей столовой; Спальню же покойной Императрицы, в которой Ея Величество скончалась, обратить в столовую».

Был ли теперь смысл подписывать эту резолюцию, или стоило ждать, какими будут следующие действия со стороны датской королевской семьи, прежде чем окончательно определиться, как быть с этой помолвкой?

Ему отчетливо недоставало решимости, присущей его покойному отцу, особенно в таких вопросах.

С глухим раздражением помассировав виски, Император поднялся из-за стола, оборачиваясь к окну, за которым властвовала ноябрьская хмарь. Столица уже который день была подвержена мрачным настроениям, что накрывали её всякий раз с приходом конца осени. Его, вроде бы не подверженного капризам погоды, отчего-то тоже это затронуло – какое счастье, что и дети, и супруга сейчас не здесь. Последняя бы точно заметила его раздражение, не проходящее уже который день, и попыталась бы дознаться до причин. Он же уже давно потерял привычку рассказывать Мари обо всем, что его беспокоило.

В их отношениях сейчас едва ли существовали крупицы того доверия, что требовало когда-то тянуться друг к другу каждую минуту, говорить, касаться, думать, чувствовать, дышать рядом. Выжженное непрерывно пламенеющим огнем долга, все истлело, обратившись пеплом. Царская корона стала могильной плитой их чувств.

Будь сейчас жив покойный Император, он бы отчитал его как мальчишку за все эти адюльтеры (впрочем, он это делал до самой своей кончины). Он и сам понимал, сколь низко поступает по отношению к Мари, которая с поистине ангельским терпением сносит все это. Но совладать с сердцем Александру было непросто и в шестнадцать, и в сорок шесть.

Где-то за спиной едва слышно скрипнула дверь и тихий голос слуги доложил, что прибыл граф Шувалов; Император, не оборачиваясь, жестом показал, что готов принять своего адъютанта. Ему не было назначено, но лучше выслушать новости по его последнему делу, чем битый час тонуть в трясине нерешительности. Вопрос с Данией можно подвинуть.

По крайней мере, пока он не узнает, что именно заставило графа Шувалова сегодня появиться при Дворе.

– С чем пожаловали, Дмитрий Константинович? – осведомился Император, услышав, что адъютант зашел в кабинет, но продолжив стоять к нему спиной.

– Имею удовольствие доложить Вашему Императорскому Величеству, что дело князя Трубецкого закрыто.

Брови невольно поползли наверх. Александр даже перестал барабанить пальцами по тыльной стороне ладони: пожалуй, известия и впрямь приятные, что даже стоили его полного внимания. Обернувшись к визитеру, он на мгновение потерял слова, что намеревались прозвучать, потому как на глаза попалось багровое пятно, расплывшееся по рукаву мундира. Поскольку ткань не имела видимых повреждений, можно было предположить, что она пропиталась выступившей на повязку кровью.

Нахмурившись, Император уточнил:

– Вы ранены?

Стоящий перед ним граф Шувалов едва заметно поморщился – видимо, не желал, чтобы это раскрылось, – но коротко кивнул.

– Не извольте беспокоиться, Ваше Величество. Рана несерьезная.

С подозрением окинув его уверенную фигуру взглядом, Император вернулся к насущной проблеме:

– Вы утверждаете, что дело князя Трубецкого закрыто?

– Князь Трубецкой арестован и препровожден в Третье Отделение, где им займутся люди Василия Андреевича, – подтвердил граф Шувалов, на лице которого расцвело облегчение, не скрываемое даже привычной бесстрастностью.

– Что ж, – Александр задумчиво протянул руку к перу, одиноко лежащему подле так и не оконченного письма датской королевской семье. – Хвалю. Я лично буду присутствовать на дознании, – он помедлил, рассматривая бумаги перед собой, прежде чем добавить: – Полагаю, теперь Вам полагается отпуск. Вы ведь намеревались жениться?

– Если на то будет Ваше разрешение, Ваше Величество, – покорно склонил голову граф Шувалов.

Император подавил глубокий вздох. Он бы, возможно, дал отпуск своему адьютанту и того раньше, но без конца появлялись поручения, которые можно было доверить только ему. И если бы не то, с каким упорством он занимался делом князя Трубецкого, и как оное было крепко связано и с самим графом, и с его невестой, вряд ли бы сейчас ему выпала возможность ненадолго оставить службу. Но Александру не хотелось выглядеть в глазах народа тираном.

– Будет, – подтвердил Император, оставляя перо и возвращая внимание своему адьютанту. – Приступайте к службе…